Несмотря на общий трагический конец каждого свидетельского показания, истории отличались драматизмом, многие из которых когда-нибудь могли бы стать сюжетами большого количества рассказов и повестей, посвящённых одной из самых страшных страниц многолетней войны на Донбассе.
В один из дней наша команда вошла в частный сектор с почти целиком сохранившимся жилым фондом. Семейная чета, где супруга, очевидно, была истинной главой семьи, после того как мы провели эксгумацию их бабушки, погибшей от шального осколка мины, повела нас к соседнему дому. В крохотной могилке за виноградником мы нашли останки старой женщины, прожившей почти вечность среди икон и образов, скорее всего оставшихся ещё от её прапрабабушек.
…Жила она одиноко, рано овдовев и потеряв ещё в Афганскую войну единственного сына. Ей было за чьи души молить Бога на этом свете, и это, видимо, было единственным и главным предназначением её жизни, а Всевышний таким даёт долгие лета.
Военные с шевронами «Правый сектор» и «Азов» с осени 2014 года периодически устраивали облавы и обыски в жилых массивах в поисках сочувствующих России или подпольщиков, но с началом наступления союзных войск наезды нацистов начали носить бессистемный и, скорее, истерический характер. Беспардонное мародёрство, как и банальный вооружённый грабёж населения, перед драпом схожи с нашествием саранчи, оставляющей после себя пустошь, а иногда и безлюдность. Так и в доме почти столетней старушки появился пьяный бородатый автоматчик с засученными рукавами и татуировкой «Слава Україні!» на волосатой руке.
Соседи увидели, как «бандеровец» широким шагом вышел во двор из домика старушки, держа одной рукой перевязанные тесёмкой несколько икон в рамках. В другой руке он держал автомат с укороченным стволом, в который двумя худенькими ручонками вцепилась бабушка, семенящая следом и тоненьким стонущим голоском горько умолявшая боевика оставить образки в доме.
– Сыночек! Родимый! Ради Господа Бога, оставь образа в доме! Я же на них за тебя молиться буду!
– Пішла звідси, москальська рухлядь! – грубо бросил он через плечо и пнул женщину в живот, отчего она упала на колени, но не отпустила рук от автомата.
Бородач вырвал оружие и, передёрнув затворную раму, хладнокровно выпустил короткую очередь в лицо старухи. Потом, широко улыбаясь гнилыми остатками зубов, бросил «трофей» в кузов стоящего на дороге «Урала», куда уже сбрасывали добычу другие военные, тащившие бытовую технику, домашнюю утварь, кур, поросят и даже одежду из соседних домохозяйств.
Нацисты уехали, а во дворе давно обветшалого дома, в пыли, свернувшись калачиком, лежало тщедушное тельце бабушки, вся вина которой перед её убийцей состояла лишь в том, что она была человеком.