Теперь сын Леопарда бежал позади Нама и Гава, временами останавливаясь, чтобы удостовериться, что Огонь по-прежнему теплится в головешке. Внимание его все время раздваивалось: он лихорадочно следил за тем, чтобы расстояние между ними и преследователями не уменьшалось, и в то же время, пожалуй, даже с большей тревогой наблюдал за тлевшей в сухом дереве искрой Огня, ради которого он претерпел столько страданий. Языки пламени уже давно угасли, и только красная точка на конце головни свидетельствовала о том, что Огонь еще жив.
Нао надеялся, что, опередив своих преследователей, он сумеет раздуть пламя и оживить Огонь, добытый с таким трудом и опасностями.
Луна не прошла еще и трети своего пути по небосводу, когда уламры добежали до болота. Местность была им знакома – совсем недавно они проходили здесь по следам кзамов. Узкая, извилистая каменистая тропа проходила среди болота. Не задумываясь, уламры ступили на эту тропу и, пройдя несколько сот локтей, остановились.
Тропинка была настолько узкой, что два человека не помещались на ней в ряд. Здесь кзамы не могли ни напасть на уламров всем отрядом, ни обойти их с тыла, так как болотистая топь вокруг была непроходимой. Поэтому Нао решил сделать здесь остановку, чтобы позаботиться об Огне.
Красная точка на головне побледнела и стала чуть заметной.
Нао, Нам и Гав поспешно стали искать сухую траву или сучья. Кругом в изобилии рос тростник, валялись обломанные ветки тополя, пожелтевшие стебли болотных трав. Но все они были влажные от болотных испарений и ночной росы и не могли служить пищей умирающему Огню. Пришлось собирать тончайшие веточки, листья, сухие былинки…
Чуть тлеющий огонек уже почти не оживлялся от дыхания Нао, пытавшегося раздуть угасающее пламя. Несколько раз поднесенные к Огню былинки начинали дымиться и, казалось, вот-вот вспыхнут. Но крохотная красная искорка, померцав минуту на кончике травинки, вдруг бледнела и гасла, убитая болотной сыростью.
Тогда Нао вспомнил о шкуре шакала. Быстро вырвав из нее несколько пучков шерсти, он осторожно приложил их к багровому глазку на головне. Шерстинки только тлели и гасли, одна за другой, каждый раз заставляя сердца уламров трепетать от надежды и страха.
А красный глазок на головне все тускнел и уменьшался. Сначала он был размером с осу, потом стал не больше мухи, затем – словно крошечная мошка, вроде тех, что мириадами толкутся в жаркий день над поверхностью болота…
Но вот он угас – и бесконечная грусть овладела молодыми уламрами, оледенив их чувства и мысли…
В этом маленьком, слабом огоньке было заключено столько радужных надежд! Он должен был вырасти и набрать силу, озаряя жаркими кострами их ночные стоянки, внушая ужас тигру, серому медведю и пещерному льву, побеждая холод и мрак, согревая озябшие тела, придавая мясу восхитительный вкус и сочность. Торжествуя и гордясь,