– Для начала, открой сундук. Я уверен, ты обрадуешься.
Петли заржавели и покрылись вместе с замком морскими желудями, старик долго ковырял сундук, но вместо тонкой работы решил разбить в щепки. Успех! Всё рассыпалось на пол, и часть сокровищ попадало в дыры на палубе. Сын рыбака отчаянно бросился всё подбирать с выраженной жадностью хватая каждую монетку и взгляд Ягера резко переменился на осуждающий.
– Вот об этом я вам и говорил… Нынче почти вся молодёжь такая – бормотал старик.
Ягер поморщился, но в миг его отпустила злость. Он вспомнил, каким сам был в молодости, что был готов сделать ради богатств и власти.
– Молодость всегда голодна. И не нам его судить, это право лишь его самого.
– Ха! Слова истинного Жреца! Примите мою благодарность, пусть я и нищий, но на добрые слова не скуплюсь. Так скажите же, зачем вы здесь?
– Я уже несколько часов в пути. Сначала пешком, затем подъём, спуск и увлекательнейшее плаванье… Кстати о воде, почему она так близко подобралась к Альтитуду?
– О, с этими вопросами не ко мне. Это мой сын сможет объяснить. Алан! Подойди, нужна твоя помощь!
– Сына зовут Алан, а твоё имя?
– Гарет, Гарет Фишерман!
– Звучит. Будем знакомы. Я заметил, что твой сын тайком курит, не найдётся лишней трубки?
– Пф, думает я не замечаю. Взрослый парень, не знаю чего боится. А трубка… Возьмите мою, я помню из книги, зачем она вам, я курю только из – за солидности и не пристало отцу подавать такой пример. Когда я так себя запустил? Вы ушли и всё пошло по… Вы поняли.
– А травы у тебя найдутся? Я чую здесь ароматы погребальных трав. Кажется… Рыжая эфемера.
– У вас чуткий нюх, сейчас принесу. – Фишерман спустился в трюм, хорошо было слышно насколько судно старое, каждый шаг отдавался скрипом старого паркета. Алан пообещал всё рассказать, как только закончит собирать старые золотые монеты, на удивление не потерявшие свою чистоту. Золото беженцев всегда отличалось своей стойкостью к ржавчине и в целом, было устойчиво к ходу времени. Мешочек таких монет может превратиться в целое состояние. Сам Ягер последовал в трюм, в самом его конце, нежно горела почти растаявшая свеча. Над ней был незнакомый портрет. – Такс… Надеюсь, вы простите, что я использую только эфемеру для подношений. Красные лепестки так похожи на её рыжие пряди.
– Я прочитаю молитву.
Простим же мы ушедших.
Больше нечего им дать,
Больше нечего им сказать,
Простим же мы непростительное.
Больше ничего мы не можем,
Больше ничем мы не поможем. Кредо
Боясь уронить собранные монетки, Алан осторожно подошёл к отцу. Из карманов его бушлата торчали золотые цепочки, а кудрявые пряди свисали со лба из – за постоянных нагибаний.
– Да,