Тогда, у елки, он же тоже нашелся не сразу, поэтому нужно было немного подождать. Я ждала, а папа не возвращался. Я простояла так около двадцати минут, пока мне не стало холодно. Папа не вернулся, и моя связь с Богом была разорвана.
Я медленно поднималась по лестнице обратно домой. Подъезд вонял затхлостью и соседской стряпней. Я подошла к компьютеру отца. Я попыталась войти в его почтовые ящики и пройтись по документам, чтобы что-то найти. За моей спиной маячила мама. В одной из папок на рабочем столе я нашла фотографии девушки, которую видела в университете, с четвертого курса. Появлялась не так часто, но обращала на себя внимание: красивая, сомнительная, интровертивная, загадочная, запоминающаяся, порочная. Я видела, как она подходила к отцу несколько раз, и они о чем-то разговаривали. Господи, мать довела его до того, что отец предал меня ради шлюхи моего возраста. Я повернулась к маме, долго смотрела на нее в упор, а потом завизжала на всю свою мощь, чтобы сорвать глотку: «Мама, я ненавижу тебя!»
К ночи мне стало получше. Мать рыдала у себя в комнате, и ее женские монотонные слезы меня странным образом успокаивали. Я вспомнила, что увижу отца в университете, а то, что его что-то связывало с молодой студенткой, немного даже развеселило меня. Ай да папа! Чувства трамплинили: обида, отрицание, ненависть, зависть, восторг. Размешайте все эти чувства в ванной, наполненной весенним подростковым гормональным срывом девушки, целыми днями готовящейся к прощанию с девственностью, и, может быть, тогда я и смогу сказать, что да, это примерно то, что я чувствовала.
Оставаться дома я не хотела. Идти в университет на следующий день тоже не тянуло. Ночью отец уже казался мне глупым, анекдотичным леприконом с ослиными ногами. Мать в истерике вызывала у меня чувства презрения: нужно было следить за собой и быть классной женщиной, а не ходить и ныть. Я презирала свою семью: они меня обманули. У меня было тотальное разочарование: вся эта бедность, оправдываемая нравственностью, все старье в нашей квартире, что внегласно подносилось как родовое наследие, и все напутствия и нравоучения оказались фальшью. Я вышла на балкон, закурила сигарету и написала Глебу СМС: «Спишь?»
Спустя два часа я была у него в квартире, где он лишил меня девственности. Он жил в двухэтажной квартире в Жулебино, в доме, где проживали новоявленные обеспеченные семьи. У него с братом был целый этаж с отдельными комнатами и санузлом, и постоянно проходили тусовки, пока его моложавая мать пыталась укладывать малышей на первом этаже. Отец