Саша снова смотрела на ребенка – уже понимая, что в его глазах видит собственные глаза, в его чертах – собственные черты. Уже не пытаясь внутренне отрицать столь очевидное сходство. Непоправимое безнадежное сходство.
Она не сразу почувствовала, как разрастаются в глазах соленые слезы, как тяжелыми перезревшими гроздями скатываются по щекам. Около минуты Саша стояла в глубоком оцепенении. Потом навалилась внезапная беспредельная усталость, будто кто-то повесил на Сашины плечи непосильный груз. Перед глазами все потускнело. Мутно-серые, пропитанные солью сумерки отделили Сашу от того, что происходило вокруг.
Малыш испуганно сжался.
– Мама, почему ты плачешь?
Саша не отвечала. Медленно качая головой и прижимая к себе ребенка, она уже шла к выходу из вокзала. Саша возвращалась в тесный, давящий город, в родной неизбежный Тушинск.
1. Не аппендицит
Так все и случилось. По крайней мере, в сухом остатке Сашиных впечатлений. По ее сущностным, глубинным ощущениям, все произошло именно так: стремительно, безжалостно, необъяснимо. В Сашином сознании месяцы жизни спрессовались в одну короткую сцену, наполненную изумлением и терпким немым отчаянием. Если бы Сашу спросили, что на самом деле с ней случилось, она бы, вероятно, рассказала об эпизоде на вокзале – никогда не происходившем в действительности и тем не менее правдивом. Этот ирреальный эпизод был очень отчетливым, очень живым отражением ее состояния и рухнувшего на нее из ниоткуда неподъемного события. Концентрированным экстрактом всего произошедшего с ней абсурда, сказала бы Саша.
Хотя, конечно, в реальности появление мальчика было иным.
В реальности все началось с безмерной, нестерпимой боли.
В тот день было жарко. С утра постепенно набухало душное марево. Невидимое солнце сильно припекало – сквозь облачное молоко, тонко разлитое по небу. А после полудня солнце внезапно проступило на поверхность и растеклось – густое, лучистое, праздничное. И город как будто исчез, растворился в этом бескрайнем золотистом сиянии.
Саша возвращалась домой из торгового центра. Несла глянцевый бирюзовый пакет с новенькими мокасинами. Взамен изящных, но крайне непрактичных туфель, умирающих теперь в утробе огненно-ржавого мусорного бака. Саше придется много времени проводить на ногах, и удобная обувь ей жизненно необходима. Как и любому встречающему гиду. Тем более – встречающему в Анимии, в благодатном, напоенном безмятежной радостью городе, куда, несомненно, стекаются каждый день толпы странников.
И вдруг на Сашу изнутри обрушился первый болевой удар. Тяжелая острая боль врезалась в живот и провернулась там несколько раз крупным шурупом. Саша остановилась, прислонилась плечом к рекламному щиту, прикрыла глаза. Несколько мучительно долгих секунд ощущала, как кровь приливает к вискам, как сердце отчаянно толкается, словно ища выхода из груди. Но затем все прошло. Сердце начало успокаиваться, болевой