Седостепье меня пугало. Пустые, серые земли – словно бесконечный дурной сон или завеса смерти. Я скакал и думал: сколько мужества должно быть у людей, готовых всю жизнь провести в этом бесцветном, ветреном и безмолвном мире? Удивительно становилось, как эта пустошь соседствует с Княжествами, полными богатств, что ларец купеческой дочки.
Стойбище степняков издалека встречало запахом дыма и конского навоза. Навозом они питали костры, из-за этого в Княжествах ходило множество прибауток. Я увидел приземистые шатры и палатки, вокруг них – лошадей и людские силуэты.
Надо отдать должное тхеновым дозорным: меня почти моментально окружили всадники, грозные, на холёных конях. Я остановил Рудо и вскинул голову, гордо встречая врагов.
– Я – князь Лерис Гарх. Мне нужно поговорить с тхеном Алдаром.
Дозорные пустили коней по кругу, хотели запугать топотом и гиканьем. Стояло бы лето, вокруг поднялась бы пыль столбом. В это время Рудо скалил зубы, но не нападал.
– Проведём. Иди, – гаркнул старший из дозорных с таким степняцким выговором, что я с трудом разобрал эти слова.
Ближе к стойбищу меня жестом попросили спешиться, а когда я послушался, один из дозорных (не без страха на лице) взял Рудо за ошейник. Пёс упёрся четырьмя лапами и зарычал.
– Куда вы хотите его увести? – нахмурился я.
– Не беспокойся, князь. Так положено.
Я выхватил кинжал, но двое дозорных тут же скрутили меня и выбили оружие из рук. Рудо рванулся ко мне, я шикнул ему, чтоб не злил сильнее степняков.
– Клянитесь, что мой пёс будет в хороших руках и вернётся невредимым.
Тот, что держал Рудо, положил ладонь на грудь и склонил голову:
– Клянёмся.
Мне не оставалось ничего иного, кроме как поверить. Я выпрямился, досадливо стряхивая с себя степняка, что держал за локти. Кинжал мне, однако, не отдали: третий дозорный с суровым видом сунул его себе за пазуху. Один из стражей вытянул у меня из-за пояса ещё два ножа и передал их товарищу.
– Положено, – пробубнил он. – Обувь снимай. И это. – Степняк поддел ремешок, которым я собирал волосы в хвост.
– Разуваться? В холод? – Я расхохотался. – Не много ли просит ваш тхен?
– Не много. Давай.
Лица у степняков были до того суровые, что я с негодованием понял: не шутят. Проклиная сквозь зубы и себя, и степняков, я сел на землю и снял сапоги – тут же звякнул ещё один нож, спрятанный в голенище.
Убедившись, что я не опасен больше, меня повели в стойбище.
Люди замирали, когда видели, что дозорные ведут чужака. Я глядел на них гордо, не как преступник, а как чужой князь, пусть босой и растрёпанный. На первый взгляд