– Там что, убийство?
– Непреднамеренное. Фермер в Ориндже опрыскивал фрукты запрещенными препаратами. Заявление поступило в тамошний окружной суд.
Доктор Стэнвей, скользнув глазами по рядам пронумерованных дверок, наконец сказал:
– Пришли.
Но открывать нужную дверцу не торопился.
– Выглядит он так себе, – сказал доктор. – Машина вышибла ему мозги.
Пег поглубже засунула кулаки в карманы костюма, чтобы доктор не увидел, как побледнели у нее костяшки пальцев. Человек, лежавший внутри, при благоприятном раскладе, кстати, мог оказаться тем самым вором, что украл у Децимуса его документы…
– Ничего страшного, – сказала она.
Нет, это был не вор.
Вся правая сторона черной головы была, мягко говоря, смята. Кроме того, нижнее веко на правом глазу оторвано и кое-как прилеплено на место, отчего видна нижняя сфера глазного яблока. Глубокая кровавая ссадина шла от уголка рта и скрывалась под подбородком. А череп был раздроблен до такой степени, что его пришлось обмотать пластиковой лентой, чтобы не развалился при транспортировке.
Притворяться смысла не было. Децимус, без сомнений.
– Ну? – спросил доктор Стэнвей.
– Можно убирать. Это он.
Доктор задвинул тело в глубь холодильной камеры и закрыл дверку. Повернувшись, чтобы сопроводить Пег к выходу, он спросил:
– Как вы про это узнали? И почему вы считаете этого парня важным человеком?
– Люди звонят в газету. Например, водители скорой помощи. А мы им немного приплачиваем за информацию.
Она шла по коридору, и ей виделся впереди, на некотором от нее расстоянии, воображаемый воздушный шар в форме раздавленной головы. Она сглотнула комок, подступивший к горлу.
– И он был, – продолжала она, – одним из главарей в окружении Остина Трейна.
Стэнвей поднял брови.
– Теперь мне понятен ваш интерес. Он из местных? Я слышал, трейниты сегодня опять устроили акцию.
– Нет, из Колорадо. Живет в коммуне возле Денвера. Точнее, жил.
Они дошли до конца коридора. Доктор Стэнвей придержал дверь, отдав дань традиционным приличиям, и она прошла вперед, приняв эту любезность как формальный ритуал, а не знак внимания к ее женской сути, которую она ненавидела, дав возможность доктору впервые увидеть и оценить ее.
– Не хотите ли… – начал доктор, не очень умелый собеседник, когда речь шла о женщинах, – не хотите ли присесть? Что-то вы позеленели…
– Нет, благодарю, – ответила Пег через силу, более всего боясь, что ее слабость кто-то примет за «женственность». Впрочем, секундой позже она смягчилась. Из всех мужчин этот вряд ли воспользуется прорехами в ее фортификационных сооружениях.
– Видите ли, – сказала она наконец, – я его хорошо знала.
– Вот как? – удовлетворенно промычал доктор. – Близкий друг?
Они повернули за угол и вошли