После слов благодарности Юлиан покинул спальню, спустился на второй этаж и заперся в кабинете, где просидел над документами до самого утра. Впрочем, за всю ночь ни один отчет так и не был прочитан. Встревоженным взглядом граф смотрел сквозь бумагу куда-то вдаль, стараясь сознанием проникнуть в будущее, раздвинуть его туманные материи и найти решение, которого, вполне возможно, не существовало. Ну а Фийя, печально вздохнув, распустила свои многочисленные косички, сменила платье на ночную сорочку и заползла под одеяло. Лишь курносый нос и непрестанно хлопающие глаза выглядывали из-за него, рассматривая висевшую на стене картину с морскими пейзажами.
Когда обращенное к бухте окно посветлело и наступило утро, в кабинет к Юлиану вошел болезненно худой Вицеллий. Осторожной походкой он приблизился к дивану у окна и присел, закинув ногу на ногу. Казалось, он о чем-то напряженно думает, но на самом деле вечная задумчивость и колкий взгляд из-под бровей были присущи этому лицу всегда. Несменяемая красная пелерина сегодня была надета поверх светло-серого, почти белоснежного платья с золотыми пуговицами.
– Доброе утро, учитель, – вежливо поздоровался Юлиан и пропал глазами дальше в отчете, в который смотрел всю ночь.
– Чтобы утро было добрым, нужно начинать его не с бумаг…
По губам пожилого мужчины скользнула лукавая улыбка, а граф Лилле Адан поднялся из-за стола и присел на диван рядом с Вицеллием. Тот достал из поясной жесткой сумы склянку крови, клацнул по ней ногтем и передал графу.
– Борькор, белая роза или ксимен? – спросил граф, принимая маленькую, размером с палец, склянку.
– Слепая доверчивость хуже вечной подозрительности, Юлиан, – взгляд Вицеллия стал более острым. – Если бы вместо меня был мимик либо в мое тело подсадили сотрапезника, ты бы уже умер от своей тряпочной доверчивости. Сколько лет я пытаюсь тебе внушить, что осторожный всегда умирает последним!
Граф виновато улыбнулся, достал пробку и, двумя пальцами удерживая стеклянный сосуд, принюхался, прикрыв глаза и посмаковав запах. Маслянистый оттенок, сладковатые, еле уловимые нотки. Тончайше настроенное обоняние различило легкую примесь какого-то парфюма и еще что-то.
– Вы добавили выжимку из олеандра, чтобы сбить меня со следа, учитель.
С этими словами, продолжая принюхиваться и не сводя глаз с Вицеллия, который ехидно вздернул брови, Юлиан капнул жидкость из сосуда на палец и слизнул. Затем с широкой улыбкой от уха до уха запрокинул голову и залил кровь из склянки в рот.
– Белая роза, которую вы попытались выдать за голубой олеандр!
– Да, верно. Хотя редкий дурак будет маскировать один яд другим. Как ощущения?
– Никак… Доза была небольшой.
– Для тебя – да, – Вицеллий гор’Ахаг