Навстречу мне, петляя, неслись два броневика-снегохода с пулеметными точками на крышах, я побежал к трейлерам подальше от бунтовщиков. Колонна машин ожила и двинулась к границе. Наверняка многие водители не знали, что едут на бойню.
Повалил снег стеной, играя на руку канадцам. Позади загрохотал пулемет, что-то бахнуло, и снегоход в десятке метров от меня взлетел в воздух, подкинутый взрывом. Накрыв голову руками, я рухнул в снег. Грянул второй взрыв, засвистели осколки.
Сквозь звон в ушах прорывался грохот стрельбы. Я лежал в снегу, накрыв голову руками. Кричали люди. Толпа хлынула от КПП назад, к своим трейлерам, им наперерез бежали канадские вояки. Неподалеку кто-то заорал, упал в сугроб, запричитал там, потом хрипнул и смолк.
– На прорыв, бараны херовы! – орали канадские военные. – Это наш единственный шанс!
Я приподнял голову. Люди падали, скошенные очередями, из-за снежной пелены было непонятно, кто в кого стреляет: то ли канадцы в толпу, пытаясь развернуть беженцев и прикрыться ими, то ли американцы.
Валяться в сугробе на линии огня было опасно. Отсвечивать – еще опаснее. Но Оля осталась одна…
…Сперва меня ослепило вспышкой, подкинуло вверх, и лишь потом грянул взрыв, оглушая, пронзая болью. Мир превратился в картинку калейдоскопа, погас, сжался до размеров ослепительно-белой точки, куда меня влекло с неудержимой силой.
Мысли успокоились, проблемы отодвинулись – я понял, что умираю. Осталось сожаление, что не обнял жену на прощание. Точка увеличивалась, притягивала, меня обволокло спокойствие, умиротворение, хотелось скорее раствориться в сиянии, стать светом…
А потом удар невиданной силы – и я перестал существовать.
Глава 2. 1993 г., конец апреля, небольшой поселок на юге России
Елена Ивановна расхаживала по кабинету, рассказывая о строении толстого кишечника. Красивая, высокая, ладная, в бежевой блузке и коричневой юбке-карандаше. Волосы она не укладывала лаком или сахаром, как одноклассницы Павлика, да и челки у нее не было.
Борька смотрел на нее, роняя слюни, широко распахнув воловьи глаза, обрамленные густыми черными ресницами. Павлик наблюдал за Борькой и жалел его: без шансов. Елене Ивановне двадцать пять, а ему пятнадцать. Он вполне мог выиграть в номинации «Недоразумение класса» – маленький, щуплый, длинношеий. Цыпленок и лебедь.
Павлик, сидящий на второй парте у двери, глянул на Леночку на первой, и сердце заколотилось. Леночка тоже не делала уродливую челку и не красилась ярко – только светлые помады, и глаза оттеняла едва-едва. Синие, как небо осенью.
Тоже без шансов. Она – совершенство, идеал девушки, и он… Что он ей скажет? У него язык отнимается, если нужно к ней обратиться, а ладони становятся мокрыми. Нет, он не посмеет… Не сегодня так точно. И не завтра.
Русые волосы Леночка забирала в хвост, ногти не красила, не носила вульгарные короткие юбки, не бранилась и не роготала, как большинство одноклассниц. Коснуться ее – осквернить