– Расплачиваюсь! Всю жизнь расплачиваюсь за собственную доверчивость! Ну что, вам этого хватит?!
– Это не так делается…
– Мне все равно – как! До свидания! – я рванулась прочь, споткнулась о трехногого лабрадора, который бросился мне в ноги, потеряла равновесие и рухнула на пол.
Из глаз хлынули слезы.
Навалилось все разом: так и не пережитая горечь потери. Обида на бесчувственного бывшего мужа и на свекровь, которой хватило жестокости обвинить меня в смерти ребенка. Бесконечная усталость. Страх перед будущим, которое разрушилось так неожиданно и так глупо… отчаяние – глухое, безнадежное, безразмерное.
Найджел тыкался мне в подмышку, поскуливал, будто что-то понимал и даже сочувствовал. Хозяин кабинета стоял, не двигаясь, за своим столом и молчал. А я ревела, икая, прикусывая кулак, и не могла остановиться. Мне впервые было все равно, что подумает обо мне другой человек. Незнакомец, который одной фразой сковырнул корочку с вечно кровоточащей раны на моем сердце.
***
Наверное, прорыдавшись, я нашла бы в себе силы, чтобы встать, оправить одежду, вернуть себе чувство собственного достоинства и уйти прочь, гордо задрав подбородок.
Однако Эдуард Евдокимович не стал дожидаться, когда я справлюсь с собой. Я не слышала, как он приблизился. Почувствовала только, как сильные руки обхватывают меня за талию, разворачивают, поднимают над полом и прижимают к прикрытой тонкой тенниской груди.
– Я отнесу вас в гостевую спальню, Вероника. Вам нужно отдохнуть. Поговорим позже, – прогудел у меня под ухом низкий голос мужчины, исходящий, казалось, от всей его грудной клетки. – Дайте знать, когда будете готовы к конструктивному диалогу.
Гостевая спальня располагалась на первом этаже двухуровневой квартиры, которой владел Скворцов. Он внес меня в затененное помещение, сгрузил на кровать. Вышел, не закрыв за собой дверь, чем-то погремел в кухне, объединенной с гостиной. Хлопнул дверцей холодильника. Вернулся в спальню, катя перед собой сервировочный столик.
– Здесь вода, чай, сахар, молоко и печенье, – сообщил моей спине: я отвернулась лицом к стенке сразу, как только мужчина снова возник на пороге. – Можете перекусить. Возможно, ваша вспышка вызвана низким уровнем сахара в крови.
Я лежала, слушала его размеренную речь и цеплялась за все ее недостатки, чтобы не перестать злиться, не позволить себе чувствовать благодарность к человеку, который внезапно решил пожалеть меня, как… как, наверное, жалел своего трехногого пса.
Пока Эдуард Евдокимович нес меня на руках, а потом сервировал угощение, приступ паники и отчаяния немного отступил. Как только мужчина вышел, я села на постели, потянулась к бутылочке с водой. Пара глотков холодной жидкости помогли справиться с комом в горле, но вызвали новый приступ дрожи в теле.
В квартире Скворцова было прохладно из-за гуляющих по ней сквозняков: хозяин, несмотря на конец осени, предпочитал держать окна приоткрытыми. Я замерзла. К тому же, он был прав: я не ела с прошлого вечера. Почти сутки.
Пожалуй,