Найджел довел нас до светофора, на котором горел красный свет, и остановился. Следом за ним остановился и Эдуард Евдокимович.
– Я так понимаю, мы добрались до светофора, – произнес он.
Я даже не сразу сообразила, что это не просто констатация факта, а обращенный ко мне вопрос.
– Ника? – Эду пришлось меня окликнуть.
– Да, тут переход.
– Хорошо. У меня к тебе просьба.
– Какая?
– Возьми меня под руку. Когда ты долго молчишь, возникает ощущение, что ты отстала или вообще потерялась. Я бы не хотел вернуться с ночного выгула без своей помощницы по хозяйству.
Ну, вот и узнала, что хотела: Эд действительно почти ничего не видит в темноте! Наверняка я в своей темной одежде сливаюсь в его глазах с ночными тенями. Мне стало зябко. Я даже поежилась, пытаясь представить, каково ему, молодому, сильному, обеспеченному, чувствовать себя беспомощным. Брести вслед за псом, полагаясь лишь на собачью сообразительность и преданность.
Я поспешно схватила мужчину за свободную руку – пусть он почувствует, убедится, что сейчас рядом с ним не только Найджел! Сильные пальцы Эда осторожно сжали мою ладонь. По его телу прошла непонятная мне волна – он то ли вздрогнул, то ли напрягся, то ли, наоборот, расслабился.
– Ты спрашивала про Найджела, – заговорил Эдуард слегка охрипшим голосом. – Я взял его четырехмесячным щенком. Недавно, в конце августа.
– Значит, сейчас ему семь, – подсчитала я.
Светофор сменился на зеленый, раздался звуковой сигнал. Найджел потянул вперед, и мы с Эдом двинулись за ним. Только теперь я осознала, что вот этот писк светофоров – он нужен слепым, чтобы не попасть под машину! А раньше как-то и не задумывалась, как это важно!
– Да, семь. У родителей есть загородный дом, – машин на перекрестке почти не было, прохожих тоже, и Эд говорил, не повышая голоса и крепко сжимая мои пальцы. – Они зовут его дачей, но жить там можно круглый год. Собственно, они там и живут вместе с младшим братом.
Я обратила внимание, что Эдуард, получается, как-то отделился от остальной семьи. Даже хотела спросить, как это вышло, но Скворцов рассказал сам.
– Мне рано захотелось независимости. С восемнадцати лет я живу самостоятельно. Но на выходные езжу… – он запнулся, поморщился болезненно, – ездил к родителям. Мне нравилось отдыхать у них, проводить время с семьей, на природе.
Нравилось? Да ему и сейчас нравится! Вон сколько горечи в голосе и в опущенных уголках рта! И замолк опять…
– И где-то там, рядом с родительской дачей, собачий питомник? – я отвлекла мужчину от невеселых мыслей, и он спохватился.
Кивнул, потом мотнул головой, словно путаясь между «да» и «нет».
– У родителей есть сосед. Он не то чтобы заводчик, но время от времени позволяет своей лабрадорихе погулять во время течки, а потом продает щенят. Я давно подумывал взять себе питомца, а тут так сложилось…
Скворцов покачал головой.
***
Эдуард
Только беседуя