Между Азией и Европой. История Российского государства. От Ивана III до Бориса Годунова (адаптирована под iPad). Борис Акунин

значения внешней пышности, если только она не давала какой-то практической пользы. Ему, кажется, было не столь важно, какой у него на голове венец – пускай скромный великокняжеский, лишь бы обладать настоящей властью. Германский император Фридрих III, искавший в русском правителе союзника против турок, однажды предложил ему королевскую корону, но Иван Васильевич отказался от громкого титула, который поставил бы его вровень с соседними сюзеренами – шведским, польским, датским королями. Принять корону из рук императора означало бы признать себя ниже чужеземного владыки, да и в статусе упомянутых выше королей, с точки зрения московского властителя, ничего завидного не было. Для него было важно называться «государем всея Руси», хотя это звание было не констатацией факта, а скорее декларацией о намерениях.

      Титул «государя всея Руси» (тогда писали и говорили «господаря») мелькал в грамотах московских князей и прежде. Впервые он стал употребляться еще в первой половине XIV века – по аналогии с митрополитами всея Руси, перенесшими свою резиденцию в Москву. Однако Иван III, поставивший «всерусскость» на первое место в официальной формуле своего титулования («Божией Милостью [а не волей хана или какого-то там императора] Государь Всея Руси»), имел в виду нечто иное и совершенно конкретное: претензию на русские земли, находившиеся во власти Литвы. Соседний монарх именовал себя «великим князем литовским и русским», и в Литве московское новшество очень не понравилось. Впоследствии все дипломатические переговоры с польско-литовским государством будут начинаться с ритуального препирательства о «величании».

      Другой титул, введенный в употребление Иваном Васильевичем, был не менее сущностным: самодержец. Так он стал называть себя, когда освободился от номинального подчинения Орде, то есть, с юридической точки зрения, стал державствовать сам, однако был здесь и второй смысл, более амбициозный. «Самодержец» – это точный перевод греческого «автократор», одного из титулований константинопольских цесарей. Выбор, сделанный Иваном в пользу византийской, а не западноевропейской атрибутики (не «король», а «автократор») был совершенно неслучаен.

      С тех пор как византийская патриархия признала верховенство Рима и уж тем более после падения Константинополя, в православной части христианства возникло ощущение «беспастырства», появилась потребность в новом политическом и религиозном центре. Этот запрос совпал по времени с резким усилением Москвы и ее освобождением от вассальной зависимости. Московские государи были богаты, сильны и твердо стояли за разделение церквей. Понемногу возникало и оформлялось предположение – поначалу вполне фантастическое – о Москве как центре новой империи, притом главной империи, преемнице Византии, которая, в свою очередь, была преемницей античного Рима. Концепция «Второй Византии» и «Третьего Рима» будет создана уже после Ивана III,