К вечеру княгиня Елизавета Николаевна проснулась и встала. Я уже находился в комнате, взглянув смущенно в мою сторону, сказала:
– По малой нужде сильно хочу!
– Это хорошо, но только в горшок.
Чтобы не смущать, я вышел.
Как я и думал, моча оказалась с примесью крови. Диагноз, к моему счастью, подтвердился.
Чувствовала себя княгиня вполне удовлетворительно – боли прошли, беспокоила лишь легкая слабость. Я отменил постельный режим, ограничив лишь верховую езду и езду в возке, а также острые кушанья. К вечерней трапезе меня пригласили, и княгиня сидела по левую руку от князя. Выглядела она относительно неплохо, недавнюю болезнь выдавала лишь бледность лица. Зато князь был весел. Я с достоинством поклонился. Князь и княгиня ответили кивком головы. За столом сидели только ближние бояре и приближенные лица. Но и тех набиралось около тридцати. Меня усадили с торца стола, на другом конце от князя. Стол ломился от кушаний, ни в одном ресторане я не видел такого обилия вкуснотищи. Челядь, стоявшая сбоку стола, подкладывала новые блюда взамен опустевших, виночерпий следил, чтобы бокалы и кубки были полны. После того как все слегка поели и выпили, князь, глядя через весь стол на меня, сказал:
– Благодарю тебя, лекарь Юрий, спас мою любимую жену от напасти. Верно мне сказывал боярин данковский, теперь сам убедился, в искусстве и умении лекарском достиг ты высот. Откуда на земле рязанской появился, иначе я бы раньше о тебе услышал?
Я снова рассказал придуманную легенду о житье в дальних странах.
– Лепо, – молвил князь.
Я поспешил добавить – еще дней несколько за ней понаблюдаю, дозволь.
– Дозволяю, – благосклонно кивнул князь. – Что за работу искусную просишь?
Я пожал плечами – что я мог просить? У меня ничего не было: ни кола, ни двора, ни родных, ни лошади.
Князь хлопнул в ладони. Вошел челядин, князь прошептал ему на ухо, и тот исчез, чтобы через десяток минут появиться вновь. Его сопровождали два молодца, чего-то несших на подносах, покрытых платками. Князь громко сказал:
– Жалую лекаря шапкой серебра!
Ко мне подошли холопы, один сунул в руки глубокую бобровую шапку, второй с другого подноса, где оказалась груда серебряных монет, стал горстями высыпать в шапку. Такого я и ожидать не мог. Бояре радостно зашумели, послышались крики во здравие князя и его щедрости. Когда шапка оказалась полна, я поклонился князю и поблагодарил. Видя мое замешательство – как шапку-то держать, в ней весу – килограмма три, холоп взял с пустого подноса платок, перевязал шапку и связал все четыре угла.
Поклонился и тихо сказал:
– Мы отнесем в твою комнату.
Я поднял кубок за князя и его жену, за его деток.
В общем, кончилось все, как у боярина в Данкове. Утром я проснулся с головной болью и похмельем. Типично русская болезнь. И сколько раз я себе говорил, но не будешь же отказываться на княжеском застолье. Умывшись, зашел к Елизавете Николаевне.