В новой одежде, приятно льнущей к телу, спать гораздо удобнее, чем в синтетике и пластиковых сапогах.
Но такое мое блаженное состояние продлилось не так долго, как я хотел бы. Охотник разбудил меня самым ранним утром, Светило еще и не показалось из-за горизонта. И сразу вручил довольно допотопную лопату. Он протянул ее мне, протиравшему глаза спросонья, назвал лопату новым словом – *себе* – и показал, что буду я копать, и тоже обозначил это слово – *себеть*.
Несложно у них тут со словообразованием, это радует несказанно.
Ни тебе «доброго утра», ни завтрака, только недовольный жест, типа, много спишь, а дела сами не делаются.
Выглядит раненый гораздо лучше. И сам стал подвижнее, не страдает так при попытках нагнуться или что-то поднять. Поразительная крепость тела и духа, я бы точно так не смог, как обычный городской житель.
Так что, с раннего утра я принялся копать и закапывать. Что копать? Много чего.
Сначала Тонс отвел меня в угол стоянки и там показал труп небольшой собачонки, уже вздувшийся, почти пополам разорванный могучим ударом когтистой лапы. Кишки и плоть собачки вытекли на месте ее смерти, видно, что ее отбросило на десяток метров от пролома в ограждении. Переносить останки, то есть собирать их – затруднительно, и после небольшого раздумья Тонс показал, что закопать собачку можно прямо на месте.
Что я и сделал, выкопав небольшую яму под останками и свалив то, что осталось, вниз. Охотник заставил меня еще срезать верхний слой почвы и тоже захоронить в могиле.
Как я понял, не в обычае Охотников хоронить даже собаку на месте стоянки. По местным понятиям – только за ограждением. Но тут даже Тонс не захотел возиться с тем, что осталось, и переносить могилу куда подальше.
Тем более, оказалось, что нам пора здорово торопиться и по более серьезным адресам. Сверху я насыпал земли, глинистой и вязкой, побольше, но Охотник тщательно утоптал ногами образовавшийся холмик и сравнял его с остальной землей.
Место успокоения животных не принято как-то отмечать отдельно, так я понял его поведение.
И не стоит никому показывать, что тут есть захоронение.
Дальше быстрым шагом мы дошли до останков напарника. Тонс прихватил рогожу, на которую мы с трудом переложили все, что осталось от тела, помогая себе жердями.
От зловония кружится голова и постоянно тянет проблеваться. Поэтому Тонс заранее достал пару тряпиц из мешка, натер их какой-то травой по дороге и показал мне, как закрыть нос и рот. Эта мера помогает, если близко не приближаться к трупу, но ведь приходится это делать постоянно.
Хорошо, хоть нести на себе не пришлось. Тонс сноровисто обвязал рогожу так, что останки покойника оказались в коконе, привязал длинную веревку к концу рогожи. А я потащил то, что осталось от напарника в его последний путь по песку и траве.
Последний путь продолжался до лужайки перед оградой, и его я прошел за полчаса, подстегиваемый желанием поскорее избавиться от скорбного