– Неужели любви в сердце твоем вовсе не осталось? – с грустью взывал он. – Покинула ты меня, будто лебедушка малых детушек-лебедяточек. Одна сыра-земля меня теперь приголубит, одна Мара, Темная Мать, любовью согреет – да холодна любовь ее, будто вода Забыть-реки…
– Что же ты на берегу-то задержался? – Предслава отняла руки от лица. – Скажи, почему уйти не можешь, я помогу.
– Потому не могу, что нужна ты мне, березка моя белая. Любовь к тебе не пускает меня со света белого, не могу из рода уйти, продолжения ему не дав. Как смогут все деды наши возродиться, если я нового ростка на нашем корне старом не выращу?
– Нет, уходи, нет! – упрашивала Предслава, одолевая лихорадочную дрожь, смесь отвращения и какого-то болезненного возбуждения.
Наутро она позвала волхву Творяну, мудрейшую женщину Коростеня, и все ей рассказала. Та покачала головой и принялась за дело: притащила целый ворох сушеной полыни, дедовника, обложила ими дом, окурила дымом горящих трав Предславу и прохаживалась посолонь вокруг осиротевшей лежанки, приговаривая:
– Как по берегу лукоморью летел змей по поморью, молода княгиня им прельщалася, от тоски по князе убивалася, белизна ее умалялася, сердце тоской наполнялося, боялась, змей прилетит, ее обольстит. Тебя, змей, не боюсь, Перуну-батюшке поклонюсь. Как мертвому из земли не вставать, так тебе ко мне не летать, утробы моей не распалять, а сердцу моему не тосковать. Заговором я заговариваю, каменным тыном огораживаю, пеленой Макошиной покрываю…
Теперь каждую ночь то Творяна, то Лебедяна, то еще кто-то из волхвов бдительно нес дозор, прохаживаясь вокруг княжьей избы и постукивая в кудес, чтобы созвать своих духов-помощников и тоже поставить на стражу. Но это мерное постукивание лишь усиливало тоску и тревогу Предславы, вместо того чтобы успокаивать; казалось, она слышит шаги незримого существа, идущего за ней, все ближе и ближе…
Заговоры и дым волшебных трав помогли всего на несколько дней, а потом змей явился снова. Так продолжалось ночь от ночи. Никто, кроме Предславы, не видел и не слышал ночного гостя, но ей он не давал покоя. Она потеряла сон, худела, бледнела, не могла есть, и даже днем ей теперь везде мерещилось знакомое сумрачное лицо, спутанные густые кудри, стоявшие на голове шапкой. Если ей и удавалось заснуть, то тяжелые, давящие сны высасывали последние остатки сил вместо того, чтобы взбадривать. Ей теперь казалось, что это она сама застряла посреди Велесовой тропы между Явью и Навью и что лучше бы ей было идти по этой тропе до конца, коли не получается вернуться к обычной жизни. Неужели все вдовы переживают такое?
Глава 3
Ладожанин Воята прибыл в Коростень с самой простой целью – отвезти княгиню Предславу в Киев на свадьбу брата. Князь Ольг рассудил, что в это тяжелое время ей будет приятно увидеть