Я плохая мать? И 33 других вопроса, которые портят жизнь родителям. Екатерина Кронгауз

я, чтобы, если они попробовали наркотики, они бы мне об этом рассказали? Конечно, тогда я смогу нарассказать им ужасов, и запретить, и запереть дома, перевести в другую школу и отправить к врачу. Но ведь они мне расскажут, только если будут знать, что я не запру их дома. Хочу ли я быть клевой мамой, с которой дружат все их друзья? Конечно. Но тогда в каком-то возрасте они станут меня стесняться, потому что я буду дружить с их друзьями и подружками, а они захотят запереться с ними в комнате и прыщаво шутить. Хочу ли я, чтобы они приводили ко мне своих подружек? Конечно. Тогда я смогу манипулировать ими таким образом, чтобы противные дуры больше не приходили; но приведут ли они в таком случае следующих? Хочу ли я, чтобы они меня берегли? Конечно, но это же означает, что им придется скрывать от меня большую часть их приключений, иначе я с ума сойду. И “маменькин сынок” – это ведь плохо. Но так приятно.

      А как быть с отцом? У него вообще какая роль в идеальной модели? Молчаливо поддерживать, потрепать по плечу, когда бросила девушка, в знак бесконечной поддержки и сочувствия? Треснуть по уху, когда он скажет матери грубое слово? Или они должны обсуждать женщин вместе? Играть в приставку? Плевать на режим, когда их оставляют одних? Он должен научить его драться? Не драться, а решать проблемы словами? Они должны быть друганами? Папа должен быть непререкаемым авторитетом? По выходным брать его на рыбалку и там произносить какую-нибудь философскую бессмыслицу раз в час, начинающуюся со слов “запомни, сынок”? А если папа не любит рыбалку и не дерется?

      Где вообще хоть какой-то намек на модель идеальных отношений с сыновьями, когда и родители получают удовольствие, и дети не травмированы? И чтобы дети всегда думали, что им повезло с родителями? Ну хорошо, я готова дать полгода пубертатного периода на отрицание родителей, но чтобы аккуратно и без оскорблений, наркотиков, опасных увлечений, скорости, крыш и всего, что может меня расстроить или напугать. Ну и чтобы все равно слушались немножко, хотя бы прислушивались.

      Я помню, как это было устроено у меня: меня не растили в гармонии, я была младшим ребенком в многодетной семье, жутко капризным и навязчивым, меня оставляли прокричаться в кроватке, я не ходила на развивающие занятия, сама отправилась заниматься спортом в 10 лет, сама его бросила, сама придумала, что хочу стать журналистом, в 13 лет, ушла из дома в 16 лет без особых скандалов, пару лет довольно мало общалась с родителями, наверняка у меня синдром дефицита внимания, что скрывать, у меня было довольно много претензий к родителям – не заставили выучить язык, не сидели со мной с уроками и не научили концентрироваться, не надоумили стать врачом и так далее.

      А потом, когда мне было 24 года, моя мама провела месяц в реанимации, и каждый день этого месяца я думала, что она умрет. Пошло, но работает. Ни одной больше претензии. Идеальная мать. Живая. У меня по-прежнему, наверное, синдром дефицита внимания, но это уже моя проблема. Она уже не имеет отношения к моим родителям, в конце концов, они хотели