Энара дала еще пару коротких наставлений, после чего оставила Сильвину в одиночестве и скрылась за дверью. Сильвина же поспешила воспользоваться благами чужой цивилизации. Погрузиться с головой в горячую душистую воду было истинным блаженством, и Сильвина отмокала и плескалась больше часа – тщательно вымыла голову и нещадно до скрипа оттерла кожу.
Когда она вернулась в комнату, уже стемнело, поэтому Сильвине пришлось зажечь свою новенькую свечу. Отведенная ей койка выглядела сиротливо в сравнении с тремя другими, занятыми кроватями. Было ясно, что это место долго пустовало. Маленькая деревянная тумбочка рядом с кроватью покрылась пылью, крышка стоящего у изножья сундука местами потрескалась. Сильвина посмотрела на старый матрас и принялась торопливо заправлять постель. Когда она закончила расстилать простыни, в ней вдруг шевельнулось любопытство. Сильвина выпрямилась, взяла свечу и принялась водить ею по сторонам, чтобы рассмотреть всю комнату.
Новые соседки Сильвины явно не любили довольствоваться казенными вещами. На их кроватях лежали цветастые покрывала, а подушки казались намного толще, чем та, что дали Сильвине. На крышках сундуков кипой лежали нарядные платья и шали; тумбочки были заставлены шкатулками и зеркалами, кувшинами и кружками. У соседки справа рядом с кроватью красовался пышный букет из поблекших полевых цветов. Возможно, то было место любвеобильной Энары.
Сильвина хмыкнула, потушила свечу и нырнула под покрывало. Она собиралась лишь немного вздремнуть до ужина, чтобы восстановить силы, однако голод отступил перед усталостью. Уже через пару минут Сильвина провалилась в сон, из которого ее не вырвали даже громкие разговоры и смех вернувшихся ночевать прислужниц.
Она проснулась глубокой ночью, когда в комнате царили мрак и тишина. Увидела смутные очертания чужой комнаты, осознала свое вынужденное соседство с абсолютными незнакомками, и внезапно оцепенела. Отчаяние вновь пустило когти в ее сердце, отчаяние, подобного которому она не испытывала даже в ночь своего похищения. Тогда она была переполнена возмущением и не верила в происходящее. Теперь ее положение представлялось ей безнадежным.
Она стала служанкой. Если верить ехидному лорду Астеру, рабыней. Но не это казалось самым страшным. Ее семья осталась далеко, и если они ничего не предпримут, чтобы вызволить ее… Что делать ей? Жить на чужбине или бежать? Но как? И куда? Она бы отправилась в Вересдол и ползком, однако отчетливо понимала, что так долго одна в пути не протянет.
Сильвина вытащила из-под подушки руку и посмотрела на свои дрожащие пальцы. Одиночество нещадно давило на нее, лишало веры. Она могла лишь гадать, увидит ли когда-нибудь Велену. Если они снова встретятся, смогут ли посмотреть друг другу в глаза? Или младшая сестра будет вечно ее ненавидеть?
Потом Сильвина вспомнила сомкнувшиеся на ее горле пальцы лесного разбойника, и ее передернуло. Как же это было страшно. Как отвратительно быть беспомощной.