– Для себя, – сказал он, делая слабую попытку взять ее за руку, – я более всего на свете желаю идти с вами одной дорогой. Я не говорю, что вы должны хотеть того же; но вы должны знать мою искренность. Когда я говорил о Мельмоттах, неужели вы подумали, что я забочусь о себе?
– О нет! Отчего мне так думать?
– Тогда я говорил с вами как с кузиной, как старший брат. Даже если вы будете знаться с легионами Мельмоттов, для меня вы навсегда останетесь той, кому отдано мое сердце. Даже будь вы и впрямь опозорены – если бы позор мог коснуться столь чистого существа, – мои чувства остались бы прежними. Я люблю вас так, как если бы уже поклялся быть с вами в горе и радости. Я не могу измениться, у меня слишком негибкий характер. Есть ли у вас хоть слово мне в утешение?
Она отвернулась, но не ответила сразу.
– Вы понимаете, как сильно я в этом нуждаюсь? – продолжал Роджер.
– Вы легко обойдетесь без моих утешений.
– Да, я не умру, но легко мне не будет. Мне и сейчас нелегко. Я сделался раздражительным, ссорюсь с друзьями. Я прошу вас хотя бы поверить, что мои слова о любви не лживы.
– Полагаю, для вас они что-то значат.
– Они очень много для меня значат, дорогая. Они значат для меня все. Вы едва ли понимаете, что для меня они означают либо блаженство, либо полное безразличие к миру. Я не отступлюсь, пока не узнаю, что вы дали слово другому.
– Что я могу сказать, мистер Карбери?
– Скажите, что полюбите меня.
– А если нет?
– Скажите, что попытаетесь.
– Нет, этого я тоже не скажу. Любовь должна прийти сама. Я не знаю, как можно принудить себя к любви. Вы мне очень приятны, но брак – это так ужасно.
– Для меня он не будет ужасен, дорогая.
– Будет, когда вы поймете, что я слишком молода и у нас слишком разные вкусы.
– Вы же знаете, я это стерплю. Вы можете дать мне одно обещание? Что сразу меня известите, если вы дадите слово другому?
– Думаю, это я обещать могу, – сказала Гетта после короткой заминки.
– Но вы еще никому не дали слова?
– Да. Но, мистер Карбери, вы не вправе меня допрашивать. Мне кажется, это жестоко. Я позволяю вам говорить то, что не позволила бы никому другому, потому что вы мой кузен и маменька вам так доверяет. Никто, кроме маменьки, не может спрашивать о моих чувствах.
– Вы на меня сердитесь?
– Нет.
– Если я вас обидел, то лишь оттого, что очень сильно люблю.
– Я не обиделась, но мне неприятны расспросы со стороны джентльмена. Думаю, они бы любой девушке не понравились. Я не обязана всем обо всем рассказывать.
– Возможно, вы меня простите, когда подумаете, насколько от этого зависит мое счастье. До свидания.
Она протянула руку и позволила ему на миг задержать ее в своей руке.
– Идя по старому саду в Карбери, где мы когда-то гуляли вместе, я всегда спрашиваю себя, есть ли надежда увидеть вас его хозяйкой.
– Такой