– Я несчастнейшая женщина в Лондоне, – проговорила та с истерическим рыданием.
– Моя ли это вина, маменька?
– Ты могла бы облегчить мне жизнь. Я тружусь как вол и не трачу и шиллинга без крайней надобности. Для себя мне ничего не нужно – ничего. Никто не страдал, как я. Но Феликс совершенно обо мне не думает.
– Я думаю о тебе, маменька.
– Если бы думала, ты бы приняла предложение своего кузена. Какое право ты имеешь ему отказывать? Я уверена, это из-за того молодого человека.
– Нет, маменька, это не из-за того молодого человека. Я очень хорошо отношусь к моему кузену, но не более того. Доброй ночи, маменька.
Леди Карбери позволила дочери себя поцеловать и уйти, оставив ее одну.
В восемь часов следующего утра рассвет застал четырех молодых людей, когда те вставали из-за карточного стола в «Медвежьем садке». «Медвежий садок» был такой замечательный клуб, что устав не предписывал ему закрываться в определенное время – только не открываться до трех пополудни. Впрочем, слуги получали указание не подавать еды и вина после шести утра, так что к восьми неразбавленный табачный дым становился слишком тяжел даже для молодых организмов. Компания состояла из Долли Лонгстаффа, лорда Грасслока, Майлза Грендолла и Феликса Карбери. Последние шесть часов они забавлялись разными невинными играми – сперва вистом, а под конец баккара. И всю ночь сэр Феликс выигрывал. Майлз Грендолл с лордом Грасслоком порешили между собой, что справедливо и выгодно будет избавить сэра Феликса от выигранного в прошлые два вечера. Оба играли с этим намерением и по молодости не умели его скрыть, так что за столом ощущалась некоторая враждебность. Читатель не должен думать, что кто-нибудь из них передергивал или что баронет подозревал нечестную игру. Однако Феликс чувствовал, что Грендолл и Грасслок – его враги, и обратился за дружеским участием к Долли. Долли, впрочем, изрядно перебрал.
К восьми они подбили счета, хоть и не рассчитались. Деньги переходили из рук в руки только в начале игры. Больше всех проиграл Грасслок, и у Карбери набралось его расписок почти на две тысячи фунтов. Молодой лорд оспаривал этот факт яростно, но безрезультатно – цифры были написаны его собственной рукой, и даже Майлз Грендолл, который вроде бы оставался трезвым, не мог уменьшить итог. Сам Грендолл проиграл Карбери больше четырехсот фунтов, – впрочем, точная сумма тут несущественна, поскольку с тем же успехом Майлз мог раздобыть сейчас сорок тысяч. Тем не менее он с беспечным видом отдал противнику расписку. Грасслок тоже сидел на мели, но у него был отец – правда, тоже на мели, – но тут дело было не совсем безнадежное. Долли Лонгстафф так перебрал, что не мог даже подбить собственный счет, и они с Карбери оставили это до следующей встречи.
– Полагаю, вы будете здесь завтра – то есть уже сегодня, – сказал Майлз.
– Безусловно. Но только одно, – ответил Феликс.
– Что именно?
– Полагаю, вам следует расплатиться, прежде чем мы снова сядем играть!
– О