Коллин взвилась пуще прежнего. Вскинув подбородок, она холодно произнесла:
– Хорошего вечера!
Гостья сорвалась с места и на всех парах вылетела из гостиной.
– И тебе, – пожелала я в пустоту, посидела с минуту и вернулась на кухню.
Стоило помыть посуду, как в очередной раз послушался стук. Я широко улыбнулась, вытерла полотенцем руки и бросилась открывать, приговаривая:
– Остыла все же! Вернулась, поняла, что была не права!
Мои убеждения оказались ошибочными. На пороге дома стоял… лорд Харрингтон. Болезненные воспоминания тонкой иглой пронзили сердце.
– Что вы здесь забыли? Не все сказали? И как нашли мой дом?
– Я вырос в Фэйвертоне, поэтому знал миссис Чадвик. Несмотря на годы отсутствия, мне не составило труда вспомнить, где она жила, – тон аристократа разительно отличался от того, каким он разговаривал в конторе, был вежливым, вкрадчивым и даже немного виноватым. Мужчина слегка склонил голову набок и начал напрашиваться внутрь: – Впустите?
– Вы не ответили на первых два вопроса.
– Отвечу за чашечкой чая, – нагло отозвался он.
Улыбка оживила его губы, в карих с золотистым отливом глазах зажглись искорки. Лорд Харрингтон с легкостью мог соблазнить женщину одним взглядом. Не устояла и я. Распахнула перед гостем дверь, провела в гостиную и вернулась в кухню, чтобы вскипятить чайник.
– У вас здесь… мило, – неожиданно раздался за спиной грудной баритон шатена. – Я приехал извиниться за все нелестные фразы, которые бросил в ваш адрес. Мне следовало стереть из памяти реакцию Коллин на мое желание выпить виски подчас обеда, остаться в особняке либо вести себя более сдержанно во время разговора. Не вышло, – последнюю фразу я разобрала с трудом, настолько тихо она прозвучала. Поздний гость испустил протяжный выдох, словно собираясь с духом, и вновь заговорил: – Видите ли, миссис Вудсток, хотели вы того или нет, но сравнили меня с моим отцом, которым овладевал демон уже после первого стакана скотча. Он крушил мебель, сметал рукой все со стола, сдирал со стен драпировку, резал ножом картины… – мужской голос надломился и затих.
– Какой ужас! – ахнула я и приложила ладонь к губам.
– Протрезвев наутро, отец становился прежним: добрым, заботливым, просил у всех прощения, но к вечеру снова превращался в зверя, – вопреки тяжелым воспоминаниям, лорд Харрингтон продолжил рассказ, желая объяснить причину дурного поведения в конторе: – Отец понимал, что своими поступками отравляет наше с Мелани детство, рушит