Только годам к четырнадцати Кимитакэ начал догадываться, на что намекал старый греховодник. Но разъяснить свои подозрения напрямую так и не успел.
А тогда, когда он был ещё маленьким, Кимитакэ просто спросил:
– Каллиграфией пишут только документы от государства?
– Писать каллиграфией можно что угодно,― заверил дедушка,― но лучше стихи. В древности только стихи считались достойными того, чтобы записывать их хорошо.
– А как отличить хорошие стихи от плохих?― осмелился спросить маленький Кимитакэ.
– Разбираться в чужих стихах не обязательно. Следить надо за своими стихами. Это верно и для иноземной поэзии. Мне французский консул как-то говорил, что у Рэмбо все стихи хорошие, а вот у Верлена много плохих ― но к счастью, никто их не помнит.
– А иноземные стихи тоже можно писать каллиграфией?
– Можно, но бесполезно. В них не будет силы, а только пустая красивость, как у безделушки. Между тем каллиграфия важна для воспитания именно национального духа! Но чтобы достичь в ней мастерства, надо много упражняться. Причём ты ничего не достигнешь, если будешь повторять движения механически и писать что попало. Надо стараться, чтобы каждое стихотворение было лучше предыдущего. Только так мастерство будет расти. Со временем молодой поэт достигнет определённого мастерства, его вкус сделается изощрённым и он начнёт наконец понимать, что его стихи ― ни на что не пригодны. И только тогда можно сказать, что он что-то понял в поэзии и каллиграфии.
Сложно сказать, разбирался ли старый Садатаро в поэзии. Но он определённо умел выводить иероглифы, выполнять самые опасные поручения и пробивать себе дорогу в жизни, пусть даже и с разрушительными последствиями.
Молодому государству остро не хватало чиновников с университетским образованием. Он успел послужить в Министерстве Внутренних Дел: советником, инспектором сельских кооперативов, вырос до начальника полиции префектуры. И завёл достаточно полезных знакомств, чтобы вступить в Партию защитников конституции. А эта партия была в большой силе. И сам Такаси Хара, который возглавлял партию, очень ценил молодого чиновника.
В сорок три года Садатаро стал губернатором провинции Фукусима ― достижение, которым уже можо гордиться. А в сорок пять его перекинули переводят на управление только что присоединёнными северными территориями ― дело настолько сложное, что этот была пока не губерния, а директорство Агентства Карафуто.
Неясно, почему он согласился управлять этой каторжной землёй. Возможно, партия была заинтересована в субсидиях, которые шли на освоение новой колонии и попросила настырного парвеню об услуги, которую он не мог не отказать.
Примерно тогда же и по той же причине он женился.
Его избранницей стала девица из весьма примечательной семьи. И отец, и мать которой были пусть и дети аристократов, но не от законных жён. Это обеспечило отца семейства местом, достаточным, чтобы