– Вкусное было мороженное? – вкрадчивый голос у самого уха и сильные руки прижимают к мужскому телу.
– Не знаю, – дернулась, роняя растаявший пломбир на землю. – Да что за идиоты меня вечно окружают! Пусти! – мне становится страшно.
– Такие девчонки, как ты, – он ведет носом по изгибу шеи заставляя моё тело непроизвольно дрожать от накатывающей паники. – Не для отношений. Такие, как ты – для удовольствия.
Я тогда впервые услышала в свой адрес такую формулировку. И не в последний…
Денис закрыл мне рот ладонью, и я на несколько секунд потеряла связь с землей. Ноги оказались в воздухе, а потом моё тело рухнуло в траву среди высоких елей. К лицу придавлена широкая ладонь, платье задралось.
Его блестящие от похоти глаза иногда снятся, до сих пор отзываясь внутри тупой болью, о которой знает лишь один человек кроме меня.
У меня даже кричать нет сил. Я просто жду, когда он закончит и тихо плачу понимая, что мне никто не поможет. Моя жизнь продолжает рушиться и никому вокруг нет до этого дела.
В голове стучит фраза: «Такие, как ты – для удовольствия». Может он прав? Наверное да, ведь иначе не объяснить, почему Ростовский, отчим и еще другие, кто обращал внимание, делали это лишь с одной целью, а отношения строили правда с другими девушками.
Трава колет спину. Я не хочу ничего чувствовать. Хочу умереть сейчас и на время у меня даже получается. Не знаю, когда ушла эта сволочь. Какая разница? Разбитая, истерзанная, разорванная в клочья, помятая, уничтоженная я поднялась и шатаясь пошла домой.
Оказывается, уже наступила ночь. А значит дома будет скандал, ведь я ушла и так надолго пропала.
В подъезде машинально поправила одежду, убрала листья, запутавшиеся в волосах, и постучала в дверь, чтобы не разбудить сестренку. Бабушка открыла. Шепотом стала отчитывать за то, что я так поздно явилась. Не знаю, сколько сейчас времени. Мне все равно. Я закрылась в ванной прямо перед ее носом, посмотрела в зеркало. Глаза красные, зрачки сужены в точку, как у наркоманки. Лицо бледное, перепачканное в земле, как и платье. Губы искусаны в кровь.
Сняла одежду, нижнее белье и с остервенением начала все это стирать хозяйственным мылом. Все следы того, что произошло в том ужасном парке. Сказать нельзя. Обвинят. Я буду виновата. Буду молчать. Мне так проще.
Закончив со стиркой, я так же пыталась отмыть себя. Сначала мочалкой, потом даже пемзой потерла. Больно. Но эта боль ничто в сравнении с тем, что творится у меня внутри.
После душа вывесила на балкон одежду, выпила стакан воды и легла на пол. Мне стыдно сейчас лечь на одну кровать с ребенком. Это слишком мерзко.
На следующий день чертовы туфли надо было забрать из мастерской. Я одна не пошла. Страшно. Бабушка пошла со мной, все равно ей нужно было на рынок. В том павильоне Дениса не оказалось. Дрожащим голосом я спросила у мастера, где его напарник. Он только плечами пожал. Сказал, что парень был на подработке и больше не вышел.
Закрывшись в себя и вздрагивая