Поспешно собираюсь и выскакиваю из квартиры так быстро, будто за мной черти гонятся. Бегу не разбирая дороги, всхлипывая и даже не пытаясь стереть с лица слезы. Сама не замечаю, как оказываюсь на берегу моря. Волны всегда успокаивали меня, так что скидываю вещи и окунаюсь в прохладу ночной воды. Холод остужает мое тело, но разум всё еще бушует от противоречивых эмоций.
В какой-то момент волны расходятся и увеличивают свою амплитуду, я пытаюсь выплыть к берегу, но каждый прилив уносит меня всё глубже и глубже в море.
– По-мо… – кричу, захлебываясь соленой водой.
Погружаюсь в пучину моря, охваченная паникой. Хаотично машу конечностями, пытаясь совладать со стихией, но она оказывается сильнее меня. Слабею и практически теряю сознание, даже надежда ускользает, ударяя меня хлесткой пощечиной, затем еще и еще, пока я не прихожу в себя. Откашливаюсь и выплевываю жидкость на землю.
– Очнулась, русалка? – раздается мужской баритон сверху.
Поворачиваю голову и вижу темноволосого кареглазого красавца с легкой улыбкой на лице. Осматриваюсь по сторонам, замечая, что лежу на палубе маленькой яхты, явно принадлежащей моему спасителю.
– Я Ева, не русалка, – поправляю машинально, на что он только склоняет голову набок и проходится взглядом по моему полуобнаженному телу.
Сглатываю и прикрываюсь ладонями, словно это может мне помочь. И почему мне кажется, что его глаза потемнели при взгляде на меня?
Глава 3
Завещание оглашает старый друг отца, по совместительству нотариус. Маленький и низенький, в круглых очках в роговой оправе, Феликс Эдуардович Рой поджидает нас в небольшом кабинете своей частной нотариальной конторы.
– Все в сборе? – спрашивает поверенный деда, поправляя дужку.
Отец в этот момент оглядывает сидящих, но при виде меня и детей слегка морщится, на что мое сердце пропускает болезненный удар. Наше семейство с трудом умещается за небольшим овальным столом из красного дерева. Как символично. Снова вместе. Видеть родственников после разлуки странно, все то ли стыдливо, то ли неприязненно прячут взгляд и делают вид, что занимаются посторонними вещами.
– Муж твой придет? – спрашивает отец у Миланы, которая отстраненно и надменно рассматривает под полоской пробивающегося сквозь портьеры света свой идеальный ярко-алый маникюр.
Та не смотрит на отца, только лениво пожимает плечами. Прикусываю губу, до меня доходит, что каждому неприятно находиться здесь и лицезреть друг друга. Впрочем, как обычно. Ощущение, будто я вернулась в подростковые годы, когда мы так же вынужденно сидели за общим обеденным столом, желая, чтобы поскорее закончилась трапеза.
– Ты посмотри на нее, – раздраженно обращается отец к нашей матери, но ожидаемого отклика не получает, та только вытягивает губы вперед и комкает сумку.
А