Голос его сделался низким, мурлычущим.
И сам он склонился еще ниже.
И показалось, что вот-вот он, ободренный бездействием Василисы, которое вполне можно было бы интерпретировать, как молчаливое согласие, сделает что-то воистину недопустимое.
– А знаете, я проклята, – сказала Василиса, глядя прямо в глаза.
– Простите?
– Проклята. Не слышали? Четыре моих жениха умерли. В муках, – на всякий случай добавила она, потому как просто известие о смерти на Одзиерского, похоже, не произвело впечатление. – Родовое проклятье… семейное… мужчины, которые… мне не нравятся…
Она выразительно посмотрела на Одзиерского, но, похоже, мысль, что он мог кому-то не понравиться, просто не приходила ему в голову.
– …умирают.
– Все? – выдохнул он.
– Избранные, – Василиса осторожно попятилась. Она не сводила с Одзиерского взгляда, уже жалея, что пришла сюда. – Так вы возьметесь?
– Простите?
Он моргнул, верно, приняв какое-то решение и, определенно, не в пользу Василисы. Взгляд его изменился, да и не только взгляд.
– За лошадей, – терпеливо повторила Василиса. – Возьметесь их лечить? Я заплачу…
– Простите, Василиса Александровна, – и голос его звучал иначе, исчезла бархатистая хрипотца, сменившись тоном равнодушным. – Однако к превеликому моему сожалению я не вижу смысла тратить силы на животных, которые в любом случае… бесполезны.
– Что ж, – Василиса подавила в себе желание сказать, что зачастую куда более бесполезны бывают люди, но… не поймет же.
И деньги не возьмет.
И… и, наверное, стоило бы молчать про проклятие, хотя бы пока… у него ведь явно интерес имелся, который можно было бы обратить к собственной выгоде. Вот только Василиса не умела так.
Глупая.
[1]Густав Вильгейм Зандер первым открыл свой спортивный зал, в котором представил 27 специальных приспособлений, цель которых была – улучшить физическое состояние посетителей. Зал был открыт и для мужчин, и для женщин.
[2] Создатель велотренажера.
Глава 6
– Стало быть, зелье… интересно, – Никанор Бальтазарович осторожно, с немалою трепетностью принял темную склянку, которую Демьян прихватил в нумере Беллы Игнатьевны. Та, правда, опомнившись, попыталась было отговориться душевной слабостью и склянку не отдать, но Демьян проявил твердость.
И Белла отступила.
И велела убираться. Обозвала нехорошим словом, однако как-то будто… не всерьёз? И чудились за этой несерьезностью сомнения.
– И перепады настроения. Вспышки ярости… а знаете, дорогой мой, – склянку Никанор Бальтазарович поднес к хрящеватому носу и принюхался. – Вы правы… ни одно укрепляющее зелье, если, конечно,