– А что, давно ли в наших землях объявлялись волки? – Чонгар заискивающе взглянул на подавальщицу.
– Ой не знаю, – залепетала девка, но стоило сунуть ей монету в ладонь, как тут же выпрямилась и сказала: – В Приозёрье поищи. Говорят, там коровы плохо доиться начали.
Значит – в Приозёрье! Чонгар допил брагу, расплатился и вышел на свежий воздух. Надо бы побриться, принять баню, прикупить доброго коня – и вперёд. Если то и впрямь Томаш, то он доскачет в саму Навь, лишь бы достать княжича и кинуть его голову в ноги Кажимеру. О, это будет невероятное удовольствие! Даже продажные девки не приносили ему такой радости, как мысль о столь жестокой и сладкой мести.
Уж кто-кто, а он почует оборотня за три версты! Да, он был паршивым чародеем, не таким сильным, как те, кто до сих пор состоял в княжеской дружине, но Чонгар умел чуять, и именно нюх поможет ему разыскать волколака.
Деревенское капище не нравилось Томашу. Старый волхв едва поддерживал в нём огонь. Молодые поклонились каждому из идолов, затем девка сняла венок и бросила его в пламя. Жених же – кажется, Бохдан – оставил в капище зарезанного петуха вместе с десятком яиц и крынкой молока. Этого хватило, чтобы огонь разгорелся ещё сильнее и боги благословили их.
В княжеском роду делали иначе. Да, его родители и братья умасливали богов, но больше всего благодарили Велеса, ведь это его воля облачала их в волчьи шкуры и позволяла бродить по свету зверями. И Томаш чтил Велеса больше прочих, а ещё – Морану, когда наставало её время – беспощадное, тёмное, лютое, волчье. Весной же пили за Мать Сыру Землю, что не давала пропасть с голоду и питала всё княжество.
Наблюдая за вереницей зевак, Томаш вспоминал девку, которую повстречал в хлеву. Да, он пил коровье молоко, чтобы не пропасть с голоду, но теперь ему не придётся воровать, по крайней мере, в Горобовке.
Раз его заметили, он мог побежать дальше, только вот Томаш устал прятаться и хотел хоть немного передохнуть. Да и девка ему попалась на редкость спокойная и смышлёная – другая подняла бы шум на всю округу, а эта, вишь как, первой заговорила.
А ещё Томаш разглядел в ней чародейский огонёк. Этой искорки не хватило бы на сильную ворожбу, но девка могла бы стать хорошей знахаркой или стеречь пламя в капище.
«Наемся вдоволь, передохну, – решил Томаш, – а потом отправлюсь в другое воеводство».
В конце концов, княжеский терем далеко. Поначалу он бежал оттуда, не зная отдыха, а когда изголодался, то начал лазить по деревенским хлевам. К счастью, коровы здесь доились прекрасно и давали чудное молоко. Не обходилось и без бед, когда люд понимал, что где-то неподалёку рыскает перевёртыш, и Томашу приходилось пересекать целую гмину[2] и останавливаться возле дальней деревушки, до которой не долетели слухи.
За это