Как же впоследствии были обескуражены они, когда их новый вожак, добровольно избранный ими на этот пост, сразу же повернул все порядки в таборе так, что они вскоре и думать перестали, как бы спрятаться за его спиной, а думали лишь о том, как бы в один прекрасный день не въехать всеми своими кибитками во главе с вожаком прямо в колхоз!
Порядки, заведенные Будулаем в таборе, показались его соплеменникам столь непривычными, что они взроптали…
Это же неслыханное дело, чтобы вожак не только отказывался защитить своего соплеменника, которого прихватила милиция за нехорошим делом, но и сам угрожал передать в руки правосудия цыгана, виновного только в том, что он захотел приумножить табун еще одной лошадью! Виданное ли дело, чтобы малых детишек, цыганят, поселяли на зиму в городах и станицах, снимали для них квартиры и тратили большие деньги на то, чтобы снарядить их в школу! А старые и молодые цыганки в это время вынуждены были промышлять на базарах и на станицах без своих помощников и помощниц. Одно дело, когда твой маленький сын или маленькая дочка спляшет перед нетребовательной базарной публикой или же лукаво споет на потеху толпе что-нибудь вроде «Цыган ходит, трубку курит, а цыганка людей дурит», а другое – пробавляться одним лишь гаданием, ждать, когда тебе захочет посеребрить руку кто-нибудь из доверчивых людей. Таких становилось все меньше.
Обычные доходы, которые к вечеру должны были сносить цыганки в общий котел, резко уменьшились, и они, как правило, стали возвращаться с промысла в табор голодными и до последней степени злыми, конечно, в первую очередь на вожака, на Будулая. А он как будто бы только и ждал, чтобы самая беспокойная – женская половина населения табора до предела накалилась в бесплодных усилиях заработать на хлеб и на монисто. И однажды, когда вечером у центрального костра, полыхавшего посреди кибиток на выгоне за большой станицей, цыганки организованно подняли ропот, он повернул дело так, что весь огонь их ожесточенных слов обратился не против него, а против их мужей, в которых ему сравнительно легко было распознать подстрекателей этого женского бунта.
Это они, их мужья, говорил цыганкам Будулай, обленились настолько, что давно уже живут, как байбаки, на содержании у своих жен и детей. Это они ослепли и не хотят видеть, что на попрошайничестве и на воровстве лошадей теперь не проживешь: другое настало время, да и лошадей осталось уже столько, что скоро совсем нечего будет воровать. Разве они не видят, что коней почти совсем уже заменили машины? И раньше цыгане хоть действительно знали толк в лошадях; если были при таборах табуны, так первоклассные, и сами цыгане были наездники хоть куда, а теперь они дошли до того, что