Излишне, наверное, говорить, что и там все повторилось. Восхищение в глазах Торлифа и его спутников еще больше расположило к ним орелей Главнейшего города, и без того настроенных дружелюбно. Они повсюду следовали за прибывшими поселянами, рассматривали их крылья, одежду, старались незаметно до неё дотронуться и безмерно завидовали потомкам братьев и сестер Рофаны, которые на правах ближайших родственников пошли с гостями во дворец.
Донахтир и Форфан – Иглон Восточного города – сердечно встретили Нижних орелей. Правитель сам поднес Торлифу чашу с Серебряной водой, чтобы подкрепить силы. Старейшина Гнездовища сделал глоток и, хотя угощение показалось ему совершенно безвкусным, низко поклонился в знак благодарности и допил чашу до дна. Втайне он пожалел, что не взял из дома побольше еды, запасы которой закончились еще в Нижнем городе, и опасался, что долго на этой воде они не протянут. Но, когда спустя некоторое время почувствовал как голод отступил, решил, что в этой орелинской пище что-то есть. Остальные тоже, кажется, так же подумали, потому что до самого отлета в Гнездовище с большой охотой прикладывались к сосудам с Серебряной Водой, так, что даже начали находить её приятной на вкус.
Между тем желание еще больше поразить и без того не верящих глазам гостей не обошло и Великого Иглона. Видя с каким благоговением рассматривают поселяне письмена и рисунки, он решил отвести их в Галерею Памяти.
Вид бесконечного тоннеля, заполненного гигантскими плитами с отраженной на них историей орелей, действительно превзошел все виденное до сих пор. Но, вместо того, чтобы возрадоваться и ощутить гордость, что являются частью такого могущественного и прекрасного племени с вековой историей, несчастные жители Гнездовища почувствовали себя совершенно раздавленными. Не верилось, что все эти блистательные орели, да еще умеющие летать и живущие почти что на небе, воспримут их равными себе. И поэтому, когда удивленный Донахтир, заметив печаль на лице Торлифа, кое-как, жестами, попытался выяснить, что могло так опечалить гостя, тот притворился, что не понял вопрос.
Хорошее настроение ненадолго вернулось к нему в городе, где старейшина наммов, попросив разрешения осмотреть его одежду, долго и восхищенно цокал языком. Но потом поселянин снова загрустил. И, возвращаясь домой, никак не мог заставить себя веселиться и оживленно обсуждать увиденное, подобно своим сородичам. Собственное ничтожество грызло Торлифа. Даже вид Гнездовища, которое снилось ему во все время пребывания на Сверкающей Вершине, не смогло развеять этой тоски.
Торлиф затаился.
Он никому не сказал