И Торлиф снова развел руками под одобрительные крики поселян.
Лоренхольд ничего не понял из речи старейшины. Язык Гнездовища был ему незнаком. С Сольвеной они общались без помех, потому что девушка прекрасно выучила орелинский, но сейчас он мог только по лицам притихших сородичей понимать, что говорится что-то ужасное. Наконец, Клиндорг, понимавший больше других, заплетающимся языком перевел ему то, что было сказано, и мир почернел в глазах Лоренхольда. Он рванулся к Торлифу, однако старейшину загородили собой поселяне. Тогда, беспомощно осмотревшись по сторонам, юноша вдруг заметил в толпе Сольвену и, радостно вскрикнув, бросился к ней. Девушка пыталась сопротивляться, но Лоренхольд все же вытащил её за руку на середину пустого пространства, образовавшегося вокруг Летающих, и закричал:
– Сольвена, скажи им! Ты же знаешь, что твой сбежавший приятель виделся в тот день с моим братом! Скажи, что Тихтольн был еще жив, что я не убивал его!!!
– Но я не знаю! – Сольвена вырвала руку и попятилась. – Я только предположила, что они встретились, но не уверена в этом! Нафин мог найти твоего брата уже мертвым и просто похоронить его. Откуда мне знать, как было дело?!
– Но ты же слышала, в чем меня обвиняют!…
– А разве ты не обвинял в том же самом Нафина? Ты первый начал, и не проси, чтобы я выгораживала тебя! Кто ты такой? Я вижу тебя всего второй раз, брата твоего вообще не видела, и, кроме того, что Нафин не мог убить, больше в ваших делах ничего не знаю!
Сольвена посмотрела в помертвевшее лицо Лоренхольда и, прежде чем уйти обратно, к своим, еле слышно прошептала:
– Я же говорила тебе – не лезь в это дело. Вот и ты с ума сошел…
Но Лоренхольд её уже не слышал. Он повернулся к своим сородичам и потерянно спросил:
– Вы