Последними к подножию чаши опустились пятеро Иглонов, во главе с Хеоморном. Не переговариваясь и отводя друг от друга глаза, они, как будто, чего-то ждали. Но, когда в воздухе вновь захлопали крылья, никто из правителей не поднял головы и не посмотрел туда, куда устремили свои взоры, уставшие от напастей, притихшие орели. Их глазам предстало невероятное зрелище: саммы, одетые так, как одевались лишь в день ухода Великого Иглона, несли между собой связанного Генульфа, на груди которого нестерпимо сверкала семилучевая звезда с половинкой солнца – символ правителя Северного города.
Вздох изумления и ужаса вырвался из каждой груди, когда Хеоморн быстрыми шагами подошёл к брату, сорвал с него брошь и, отшвырнув ее подальше, повернулся к собравшимся.
Вот перед вами тот, – задыхаясь начал он, – кто виновен во всех наших несчастьях! Два дня назад великодушные амиссии указали нам знак, который был на груди злодея, заставившего их тайным Знанием поднять тучу, убившую Великого Иглона с сыном, и вызвать облако, унесшее остальных детей. Этот знак я только что вышвырнул вон! Два дня мы пытались дознаться у того, кто был нам братом, а вам Правителем, зачем он это сделал, и где несчастные дети. Но злодей не проронил ни слова! Вот так, – Хеоморн ткнул пальцем в Генульфа, – он стоял перед нами, и, ни угрозы, ни попытки сочувствия к его, возможно, помутившемуся рассудку, не вызвали ответа!
Собравшиеся орели, не до конца ещё понимая, что же, все-таки, происходит, посмотрели на бывшего правителя Северного города и ничего, кроме жалости к нему, не почувствовали. Генульф, больше чем на злодея, походил на ребенка, который потерялся, заблудился и теперь не знает, что делать. Но голос Хеоморна, переполненный гневом, не дал им расчувствоваться.
И тогда Большой Совет вынес решение! Всем известно, что в наших законах нет мер, карающих за убийство, ибо никогда орелин не поднимет руку на себе подобного. Поэтому, жизнь Генульфу будет сохранена, но он, на веки вечные, изгоняется из Шести Городов и лишается права называться орелем.
С этими словами Хеоморн махнул саммам, и те, содрогаясь, острыми каменными пиками разрезали на пленнике путы, а, затем, ими же, подрезали ему крылья.
Иглоны зажмурились и отвернули головы. Кто-то из членов Совета испуганно вскрикнул, кто-то закрыл лицо руками. В толпе заплакали женщины. Суровый приговор был произнесен и приведен в исполнение слишком быстро. Орели, не видевшие в своей жизни никакой жестокости, стояли потрясенные. Вина Генульфа ещё не улеглась до конца в их сознании, а слишком очевидное наказание уже свершилось, и они не знали, как себя вести. Поэтому только расступились, когда спотыкаясь и глухо постанывая, окровавленный изгнанник уходил прочь. С тоской и ужасом смотрели орели ему во след, и, казалось, радость никогда не вернется в их дома.
Генульф уже почти прошёл сквозь толпу, как вдруг, плечи его распрямились, он повернулся, подавив стон, и громко