В таком порядке и залезли в «Газель».
– Будешь водку? – спросил Жека у Ники, расположившись на рваных сиденьях в торце «Газели». – Для расслабления.
– У меня мало времени, – сказала она. – Надевай.
Она бросила ему презерватив.
Глядя на нее снизу вверх удивленно и недоверчиво, Жека расстегнул свои джинсы не первой свежести, спустил их до колен, и Ника увидела, что он пока не готов брать плату.
– У тебя пять минут, – сказала она. – Потом сделка отменяется.
– Не так быстро, красавица, – товарищ Жеки тоже расстегнул джинсы. – Ртом поработай, язычком. Не гони лошадок, а?
Он качнул пенисом, от которого разило по-бомжатски.
– Мыться не пробовал? – спросила Ника.
– Пробовал. Снова чернею, – гоготнул товарищ Жеки.
– Тогда сам себя ублажи. Язычком. Или друг друга.
– Сука ты, – перекосило товарища Жеки. – Щас я тебя ублажу.
Он угрожающе надвинулся на Нику – как был, со спущенными ниже колен джинсами, – и запах грязного тела залепил ей ноздри, в то время как Жека тоже встал со своего места, тоже со спущенными джинсами, и надвинулся на нее с другой стороны.
В руке Жека держал нож-бабочку.
– Не дергайся, сучка, – сказал он. – Сама пришла – заднюю теперь включаешь? Не по-людски, да?
– Ладно, ребят, – сказала Ника. – Продолжим. – С этими словами она взяла товарища Жеки за член, спокойно, без выраженной брезгливости. – Так лучше?
– Нож убери, – сказала она Жеке.
Тот убрал нож.
– Так, сучка, да, – понравилось товарищу Жеки. – Давай, губками его теперь.
Это было последнее, что он успел сказать.
Сжав его орган, Ника ударила его головой в переносицу.
Потом она пнула Жеку между ног, а через секунду завернула ему руку за спину, и что-то хрустнуло в этой руке.
– А-а-а, падла! – взвыл Жека.
Его окровавленный товарищ бросился на Нику.
В следующее мгновение он увидел перед лицом нож с пятнадцатисантиметровым лезвием.
Чирк! – лезвие прошло по плечу, разрезав куртку, майку и кожу.
Крови стало еще больше.
Жека орал от боли. Потом стало больнее, когда Ника ударила его кулаком в кадык. Разинув рот, он кулем отлетел на задние сиденья, и там и остался, не в силах ни выдохнуть, ни вдохнуть.
Оттолкнув товарища Жеки, Ника выскочила из «Газели» и крикнула тем, кто внутри:
– Вылезете – убью! —
И задвинула ржавую дверь.
Бум!
Внутри орали, матерились, но дверь не открывали. Нож с пятнадцатисантиметровым лезвием был веским аргументом.
Через минуту Ника выехала со стоянки.
«Do what thou wilt shall be the whole of the Law».
Она сделала то, что следовало сделать.
Вспотевшая и возбужденная, грязная, но как бы очистившаяся, теперь она улыбалась дикой улыбкой и ехала прочь от того места,