Если можно все книги с собой невозбранно в багаж
запихнуть, отбывая в последний и главный вояж,
если можно однажды обнять собеседников милых,
если с ними вдоль этих домов бесконечно идти,
в сувенирные лавки вторгаясь гурьбой по пути,
я поверю, что смерть – это только трава на могилах.
Какое безумье – на дачу зимой
приехать и в сумрак уткнуться немой
(как рано темнеет, однако).
Какое кощунство – войти в этот дом,
обложенный снегом и скованный льдом,
и сесть посреди полумрака
в доспехах из пуха и ваты – смотреть
на весь этот ужас и думать, что смерть
имеет фамильное сходство
с зимою (так страшен нетающий снег
на этих ботинках) – вот тут человек
теряет свое превосходство
над миром прирученным, дачным – таким,
каким он придуман тобой, городским
мечтателем, севшим в июле
на стул со стаканчиком морса в руке…
Но кто этот умник, в январской тоске
сидящий на этом же стуле?
Ниен
Усильем воображенья,
на пыльный взглянув макет,
ты всё приведешь в движенье —
и вот Петербурга нет.
А есть – городок у дальней
границы, за коей – сплошь
леса. Городка печальней,
наверное, не найдешь.
Кто в кирху идет молиться,
кто в лавку зеленщика.
В музейном тепле томится
пластмассовая река,
и в домик из пенопласта
спешит молодой герой —
его голова вихраста,
и шляпа его с дырой.
Еще не чудак Евгений,
но кто-то похожий – кто ж?
Его ты от наводнений
грядущих убережешь,
оставив навечно в этом
игрушечном далеке
овеянным невским ветром,
с любовным письмом в руке.
Аркадий Ратнер
63 года. Коренной петербуржец. Закончил Ленинградский государственный университет, кандидат химических наук. Стихи пишет с 2000 года. Член Российского союза профессиональных литераторов с 2010 года.
Дней суету забыть посмей.
Почаще приходи на место,
где славный конь, и мерзкий змей,
и Петр, хранимые ЮНЕСКО;
невесты, в черном – женихи
и в круглосуточном кружении
машины. Почитай стихи.
Наплюй на привкус поражения.
Слезясь, ползет в залив Нева.
Гранитом берег облицован.
Да, демонтирован трамвай,
что в детстве вез на острова
через Труда и мост Дворцовый,
но это, право, ерунда,
прогресс бурлит. Все принимаю,
хоть жаль бесцельные года
и светлый праздник Первомая.
Восьмое сентября
Табло Московского вокзала.
Тут хочешь – падай, хочешь – стой.
Власть, видно,