как будто уезжал за тридевять земель,
как будто ждут тебя, как будто бы просили
откуда сообщать, куда же ты отсель.
Не так и далеко и ненадолго ездил,
и можно рассказать и можно позабыть,
зачем и почему подумал невзначай,
что очень может быть среди больших созвездий
горит и горяча кому-то, но кому?
Ещё не высушив промокший скарб дорожный,
а фотоаппарат достать из рюкзака
и выставить фотоальбом неосторожно
для всех, для каждого – с какого огонька?
В тот самый момент, когда кажется – всё:
На всё, что задумал, на то и решился,
И ветер в открытое море несёт,
И парус, как наволочка, округлился.
И в этот момент, когда кажется: миг —
И недостижимое осуществится,
И можно успеть между скал напрямик
Пройти там, где только что крикнула птица.
И что это было? И кто нас вознёс
Так непредсказуемо остервенело
Под самые веки трясущихся звёзд
И вытер утёсы тряпицею белой…
Микросхема
Хотя бы что-нибудь большое
Или тяжёлое, а то,
Наваливаешься левшою
И впаиваешь в решето
Какую-то мадам Петрову
Под бок такому же Петру,
Под грохот, этот шум портовый,
Кровоточащий поутру.
Безрезультатно жалом тычешь
В расхлябанную колею —
Вот так и слепнут сотни тысяч,
Цепляясь к инобытию.
Но ей, мятежной, нет покоя —
Пока отсутствует уют,
Ничтожной капелькой припоя
Опять к земле не прикуют.
Сергей Николаев
Родился в 1966 г. в Ленинграде. Служил в армии, работал на стройках и в экспедициях, был рабочим на заводах, дворником, продавцом, рекламным агентом. Сейчас живёт в маленьком лесном посёлке под Выборгом.
Где парус неспешно плывёт в синеву,
где скорбный молчит кипарис,
на древних камнях Херсонеса траву
колышет полуденный бриз.
Там я на понтийскую даль объектив
Бог знает зачем наводил.
Волна шелестела, на брег накатив.
Что было? Что будет?.. Забыл.
Забыл я, откуда приходит беда
в Поволжье и северный край.
Мне только зелёная долго вода
вослед лепетала: «Прощай!»
Но тронулся поезд, и ветер степной
опять волновал ковыли,
как воды морские, волну за волной,
а вечером звёзды цвели.
О, как этот сад молчаливый потряс
тисненьем своим золотым!
За нами, казалось, пускаются в пляс
и шпалы, и рельсы, и дым.
И время, казалось, подобно струне,
и тьма целовала стекло.
И если бы не было Бога, то мне
пришлось бы придумать его.
Вот сидят у сельмага Антонов небритый и Вовка,
третий день погружённый в лиловую дымку