К лицам, чьё расположение молодая пани так сумела завоевать, что они сами не заметили перемены в собственных взглядах, принадлежал и бывший враг, теперь уже епископ Краковский, Збышек Олесницкий, потому что Войцех Ястжебец без особой радости ушёл из гнезненской столицы, уступив ему.
Этот неукротимый муж не принадлежал к друзьям Соньки, всегда глядел на неё с неким недоверием, видя в ней племянницу Витовта, но не был её врагом. Он уважал в ней добродетели, которые были у него самого, храбрость и выдержку.
Для него не было тайной, что она, брошенная сюда в чужой мир, должна была работать, чтобы получить его; он смотрел на это медленное завоевание и смог его оценить.
С молодыми и старыми королева была очень приветлива, устраивала в замке развлечения, приглашала гостей, хотела видеть их радостными, каждому бросала доброе слово, привлекала сердца. Юноши сходили с ума по прекрасной Соньке, но её окружало такое величие и одним грозным взглядом она так же могла оттолкнуть от себя, как привлечь.
В конце концов епископа Збигнева приобрело одно её поведение, когда в вопросе съезда с Сизимундом Витовт прислал к ней посла и требовал, чтобы она его поддержала. Речь ещё шла о несчастном Корибуте, который возвращался из Чехи ни с чем, где кипела и горела война.
Приехал Цебулька и привёз королю письма, а королеве – устные приказы. Тогда Сонька вызвала к себе краковского епископа и рассказала, чего от него требовали. Епископ выслушал, проявляя некоторое беспокойство и думая, что королева требует от него, чтобы и он помогал Витовту.
– Не могу из-за своей совести сделать это, – сказал он, – чтобы говорить против блага моего пана, против собственного убеждения.
– Я тоже этого не делаю, – сказала Сонька, – а поэтому хочу вас уведомить о том, что я чувствую, что вы подозреваете меня в служении дяде. Так ли?
Епископ подтвердил молчанием.
– Вы бы несправедливо меня обвинили, – прибавила она. – Ни в этом, ни в каком ином деле против моего доброго мужа и моей родины я не участвую. Я уважаю дядю, но быть ему послушной, служанкой и невольницей не могу и не хочу.
Олесницкий, с радостью это услышав, поклонился ей.
– Держись, милостивая пани! – сказал он коротко.
Цебулька вернулся ни с чем, но с этой минуты епископ иначе смотрел на королеву и проявлял по отношению к ней больше уважения. Может быть, он больше стал её бояться, хоть этого не показывал. Он только внимательней смотрел на каждый её шаг.
Трудней всего было Соньке добиться расположения сиротки Ядвиги, королевской дочки. С первого взгляда ребёнок почувствовал в молодой пани врага, она в ней – существо недружелюбное и неподкупное.
Они не могли полюбить друг друга, а Ядвига в результате нашёптываний слуг боялась мачехи. Когда её приводили к ней, когда садились за стол, развлекались, дарили подарки… она тревожно оглядывалась,