Виноваты вокруг были все: соседи, продавщица из молочной лавки, дворник, врач и, естественно, сама Диллис. Все обижали несчастную беспомощную бабушку, все норовили украсть несметные богатства, которые никто в глаза не видел.
Если Диллис пыталась что-то объяснить или оправдаться, старуха заводилась еще больше, начинала махать костылем, грозить всем и вся. Как профессиональный упырь, она вытягивала жизнь и последние силы из всех окружающих ее людей, но особенно из любимой внучки.
Диллис с тоской вспоминала тот день, когда согласилась приютить это чудовище у себя дома.
Сейчас выставить склочную старуху на улицу уже нельзя, соседи не поймут. Да бабка и не ушла бы просто так – закатила грязный скандал на всю улицу, поволоклась к мэру или местному священнику, взывая к совести. Образ бездушной сволочи, обидевшей несчастную бабулю, прилип бы к Диллис навсегда – городок небольшой, все друг друга знают.
К слову сказать, в церковь бабка никогда не ходила, а ее саму горожане побаивались, обходили стороной.
Ее покосившийся старый дом стоял на отшибе и напоминал черную мятую поганку, которая одиноко догнивает в лесу глубокой осенью.
На первом этаже притаилась лавка, полностью забитая банками и бутылями с настойками, старыми книгами, сушеными травами и прочей дребеденью. Бабка всю жизнь колдовала – варила какие-то мерзкие зелья, увлекалась заговорами и имела свору постоянных клиентов. Да что говорить, к ней приходило много женщин, некоторые даже приезжали из отдаленных деревень. Почему-то все снадобья склочной старухи помогали страждущим. Кого-то лечили, кому-то приваживали женихов или возвращали неверных мужей, и даже наказывали обидчиков.
Диллис физически не могла находиться в мрачном ведьмином логове, быстро забегала в черный дом, хватала бабкины вещи и убегала к себе. А той, как назло, требовались то старая книга, то банка с какой-то дрянью.
Диллис подозревала, что в ее отсутствие старая карга продолжает втихую принимать клиентов уже у нее дома, хотя основным условием пребывания бабушки в квартире внучки был полный отказ от всякого колдовства.
Потом старуха слегла и еще год терроризировала Диллис и всех приходящих сиделок, швыряла заботливо приготовленную еду прямо в белую стену, а однажды даже ударила внучку костылем. Сила у парализованной бабки оказалась приличная, спина потом еще долго болела.
Диллис всеми силами оправдывала старушку, постоянно напоминала себе, что та уже выжила из ума и не может себя контролировать. Но все же вздохнула с облегчением, когда бабуля наконец умерла.
Умирала старая колдунья долго, сильно мучилась, довела Диллис до нервного срыва и до последней минуты проклинала всех и вся.
После ее смерти девушке показалось, что она попала в рай в собственном доме.
Вечерами в квартире было тихо, чисто, никто не орал дурным голосом, не требовал ежеминутного внимания.