Затем Черчилль сделал обзор тяжелой жизни рабочих, уделив особое внимание катастрофическому положению семей вследствие безработицы, болезни или потери кормильца. Описание жилищных условий бедняков потрясло Черчилля. «Представьте конкретный случай такой бедности и ее последствий, – писал он. – В огромной Британской империи люди не могут найти себе комнату для жилья; при всем нашем величии они, вероятно, чувствовали бы себя более счастливыми, родившись каннибалами на островах южных морей; при всех достижениях нашей науки они были бы здоровее, будучи подданными Гартакнута[15]».
С горькой иронией Черчилль заключал свой обзор: «Было бы бессовестно предъявлять подобные аргументы парламенту, занятому делами, происходящими за многие тысячи миль от дома. В мозгу людей должны родиться более важные мысли: долг человека перед человеком; понятие, что честный труд в процветающем обществе должен гарантировать определенный минимум прав; что загнивание делает мировую державу предметом насмешек и искажает лик Бога на земле».
Влияние книги Раунтри на Черчилля проявилось очень скоро. Вскоре он уже написал лидеру консерваторов в Бирмингеме: «Я лично не вижу особой славы для империи, которая может править морями, но не может прочистить свои сточные канавы». В этом письме Черчилль также упомянул бирмингемских мятежников, которые набросились на радикального либерала Дэвида Ллойд Джорджа и едва не линчевали его за пробурские настроения, и выражал надежду, что у Консервативной партии руки останутся чистыми. Узнав, что консерваторы принимали активное участие в волнениях, Черчилль написал, что, хотя считает Ллойд Джорджа «вульгарным пустозвоном и проходимцем, каждый человек имеет полное право выражать свое мнение. А если некоторые мнения замалчиваются, поскольку они противны мнению большинства, – это очень опасная, губительная для Консервативной партии политика».
Разочарование Черчилля в Консервативной партии росло день ото дня. «Мне хочется, – писал он, – хорошо сбалансированной политики, которая сочетала бы развитие и экспансию, прогресс здравоохранения и комфорт общества». Ему хотелось присоединиться «ко всем несчастным, неорганизованным,