Феликс наконец уходит, а я совсем не уверена, что записка достигнет своего адресата. Куда вероятнее, что братишка выбросит ее в мусорное ведро или засунет в дивиди-плеер, либо просто забудет о ее существовании. Я прибавляю громкости в телевизоре и стараюсь об этом забыть.
Но через две минуты снова появляется Феликс с запиской и восторженно требует:
– Читай! Читай карманную бумагу!
Я разворачиваю листок – Линус дописал еще одну строчку. Мы как будто с ним в «чепуху» играем.
«Фрэнк мне объяснил. Нелегко тебе, наверное».
Разгладив листок на коленке, я продолжаю:
«Все нормально. Хотя нет, ненормально. Но как есть. Надеюсь, вы выиграете».
Я снова отправляю записку со своим чудо-псом Феликсом и снова поворачиваюсь к экрану. Хотя передачу я уже вообще не смотрю. А просто жду. Ничего подобного со мной целую вечность не происходило. Я не общалась ни с кем за исключением родственников и доктора Сары уже… и не знаю сколько. Несколько недель. Месяцев. Феликс возвращается очень быстро, и я выхватываю у него листок.
«Мы танкуем. Фрэнк ругается, что я пишу. Одри, ты на меня дурно влияешь».
Я смотрю на написанное им мое имя. И чувствую некоторую близость. Как будто Линус чем-то во мне завладел. Я пытаюсь услышать его голос. Одри.
– Рисуй слова, – велит Феликс. Он целиком вжился в роль посредника. – Рисуй слова. – Он тычет пальцем в листок. – Слова!
Эту записку я уже не хочу отдавать Феликсу. Мне хочется ее свернуть и спрятать, чтобы можно было снова посмотреть на нее наедине с собой. Изучить его почерк. Подумать о том, как он с помощью ручки вывел мое имя. Одри.
Я беру новый листок формата А4 со столика, на котором валяются все мои школьные принадлежности, чтобы я могла «нагнать учебу» (ага, это целая отдельная история), и пишу.
«Ладно, рада была пообщаться или как это назвать. До встречи».
Снова отправляю записку с Феликсом, и через полминуты приходит ответ:
«До встречи».
А я все еще держу в руках первый листок, на котором мое имя. Подношу к лицу и вдыхаю. Кажется, мне удается уловить аромат его мыла, или шампуня, или что там у него.
Феликс тоже прижимается носом к другому листку и смотрит на меня поверх него своими огромными глазами.
– Твоя карманная бумага пахнет какашками, – объявляет он и разражается хохотом.
Да уж, четырехлетка всегда может испортить настроение.
– Спасибо, Феликс, – говорю я, взъерошив ему волосы. – Ты отличный гонец.
– Рисуй еще слова, – отвечает он, хлопая по бумаге. – Еще слова.
– Мы договорили, – объясняю я, но братишка все равно берет карандаш и подает его мне.
– Делай красный слова, – приказывает он. – Нарисуй «Феликс».
Я пишу его имя, и Феликс смотрит на него с любовью, а я снова прижимаю брата к себе, потому что это меня поддерживает.
Я как будто оживилась.