Мотылёк всё бился и бился, пытаясь найти выход. Лёгкий слой пыльцы с нежных крыльев укрывал внутреннюю поверхность стекла.
Нужно было выбирать, выбирать между тщеславием, гордостью и тем, чего требовала душа. Чертовски сложный выбор с учётом того, что ответственность за решение предстояло взять одному.
Капли сильнее забарабанили по окну, будто мириады крохотных молоточков застучали по струнам фортепиано.
С каждой минутой выбор становился всё более невыносимым – можно ли брать на себя ответственность за неосуществлённые желания другого, такого хрупкого и нежного существа. Можно ли лишать кого-то того, что, быть может, является самым дорогим? Мистер Фрост по-прежнему сидел и смотрел на мотылька.
Сверкнула молния, ей ответил гром, и буря за окном стихла. Дождь перестал. Мотылёк нашёл пролом в стеклянной стене и вылетел через верх пустого графина. Мистер Фрост прошёл в соседнюю комнату и крепко обнял спящую мисс Гейл, почувствовав каждой частичкой своей души, что нашёл то, что искал больше всего. Он ещё не знал её ответа, но уже чувствовал, что и она сделала свой выбор. Через несколько мгновений он заснул. Стук сердец, и дыхание двух людей слились воедино, две разлучённые когда-то давно частицы стали единым целым.
В камине догорали последние строки Прокламации, по кухне летали обрывки нот. А над головами спящих легонько и неслышно парил мотылёк. Кто-то заглянул в окно, запечатлев своё дыхание теплом на стекле, и оставил три листа бумаги на письменном столе – один чистый лист, один пустой лист с заголовком «Прокламация» и один чистый нотный лист – и растворился в ночи.
Тепло
Удар за ударом вокруг раздавался,
Клубился и бился над просекой…
Отзвуком тихим и низким, и близко
К колосьям дышал.
На поле нескошенном,
Ветром подёрнуты, гнутся, молчат…
Пелёнкою застланный,
Ей строками отданный,
Красный алеющий смотрит…
Где думы белеют… Под шёпот
И шелест внимают с небес короли,
Волчица пока не завоет…
Взлетит и опустится, крыльями скроет,
Вернёт восвояси,
Где пена, и соли, и тополь, и вербы
Склонившись к Вальхалле взовут…
И снова дыхание близко к колосьям,
И вторят неверному вздоху…
Садилось закатное солнце, лёгкими нежными ладонями обнимая лица усталых крестьян. В воздухе носились запахи скошенного сена, мёда и подкрадывающейся осени. Полевая живность, лишаемая с каждым днём крова и пропитания,