Героя не видно (и вся сцена снята его глазами).
Так мы видим, что женщина, стоящая на самой кромке берега, выше его.
Среди волн морских
и в сумерках осенних
я буду ждать тебя.
Это Хакимада, XIV век, – говорит женщина и сразу же оборачивается к камере лицом.
И мы видим, что это моложавая старушка 60—70 лет.
Крупным планом ее игриво улыбающееся лицо.
– Вы только не подумайте, что это для меня флирт, – слышен мужской голос, – просто последнее время я был слишком одинок. Ведь у меня совсем нет друзей… Так, одни партнеры… Вы наверное понимаете, как все безжизненно и пусто в мире бизнеса?!
– А кто вас просил быть капиталистом?! – смеется старушка. – Или вас жадность замучила?!
– О, только не это, – глубокий вздох.
Крупным планом – молодая мужская рука на сморщенной руке старушки.
– Ваши касания вызывают во мне безумную жажду, – смеется золотыми фиксами старушка.
Крупным планом – лицо старушки постепенно приближается к экрану и наконец полностью закрывает его собой.
Черный экран. Слышен вскрик, и после судорожные всхлипы.
– О, мой мальчик, – лицо старушки постепенно возникает и удаляется от камеры, – простите, я не знала, что вы меня пригласили сюда только из чувства уважения.
Старушка опять смеется.
Постепенно ее силуэт удаляется и вместе с берегом моря становится ниже. Слышны удаляющиеся шаги.
– Вы меня здесь бросаете одну?! – кричит в машинальном испуге старушка.
– Да, теперь уже навсегда, – слышится в отдалении голос героя.
Сцена 2.
Поезд. Камера опять смотрит глазами героя.
Купе. За окном мелькает море и горы. Напротив камеры, (т.е. героя) сидит молодая женщина. Она держит ребенка, который сосет у нее грудь.
– Вам не стыдно?! – слышен мужской шепот.
– Чего?! Вас?! – улыбается молодая мать.
– Извините, я просто стесняюсь, – говорит мужчина.
В этот момент камера перемещается снизу вверх. Крупным планом глаза удивленной женщины, все купе и закрывающаяся со скрипом дверь.
Голос: Вы все еще кормите, извините!
Опять скрип закрывающейся двери.
Через минуту снова скрип двери.
Голос: Ну ладно, я буду смотреть вниз.
Камера вместе с глазами героя плавно перемещается вниз, с раскрытой груди, к которой жадно присосался младенец, к широко расставленным ногам женщины.
Поэтому камера с глазами героя стыдливо поднимается вверх к груди.
– Какой-то вы странный, – смотрит вверх задумчивая женщина.
– Это не странный, а мир, в котором я живу, – слышен мужской рассерженный голос.
– Вы чем-то обижены?! – спрашивает с любопытством женщина.
– Да, я обижен вами, вы так просто раскрываете мне свою грудь, что я чувствую себя совершенно раздавленным, вы просто не представляете себе, как угнетает меня вид вашей обнаженной плоти. К тому же я очень одинок.
– У вас никого нет? – спрашивает женщина.
– Есть одна любовница, но ей нужны только деньги, есть приятель, но он работает на меня и воспринимает меня, как хозяина, в общем можно сказать, что по настоящему у меня никого нет.
– И кто же вам мешает кого-нибудь завести?! – улыбается женщина.
– Вот вы все мне и мешаете! – неожиданно слышится сердитый голос.
Опять крупным планом удивленное лицо женщины и закрывающаяся дверь купе.
– Псих какой-то, – шепчет она и крестится…
Женщина укутывает уставшего сосать грудь младенца и внимательно смотрит на пустое сиденье…
Сцена 3.
Крупным планом – цветущие сады за окном в поезде. Тамбур. Рука с зажженной сигаретой и сидящая на мусорном ящике кошка. Другая рука ее гладит.
Тихий шепот: Почему я все время только пытаюсь приспособиться к людям?! Неужели я не умею или совсем устал жить?! Или я всего лишь клоака для грязи всей вселенной и в меня можно плевать всем, кому угодно?!
Истерические всхлипы.
Открывающаяся дверь туалета.
Камера глазами героя входит туда. Грязные обрывки бумаги, пустая бутылка из-под водки.
Потом рука обнажает другую руку до плеча, сдвигая рукав рубашки и лезвие, резко прочертившее полосу на вене… Кровь, стекающая тонкой струйкой в унитаз…
– О, Господи, вознеси меня, – слышится глухой, булькающий в хрипах пронзительный голос, – вознеси и очисти душу мою сиротливую!
Стук в дверь. Учащенное