– Ой, что я наделала, меня ругать будут, я пролила судно на пол.
– Еще чего, – сказала я. – Никто и слова не скажет. Тут всё бывает, наверное.
Я посмотрела наверх. Разноцветные проводочки собирались в кучку на кронштейне, и только потом шли к приборам. Я потянула провода, кронштейн задвигался.
Выход был найден.
Я передвинула кронштейн так, чтобы провода провисали слева и давали мне небольшую свободу двигаться, потом просто встала, не сгибая руки, и уселась на судно, стоящее на стуле.
Хорошо, удобно, и ничего не прольешь.
Совершенно не помню никакой еды в реанимации. Зина потом рассказывала, что в реанимации ее кормили, но я вспомнить ничего не могла, возможно, мне предлагали еду, но я отказалась.
За ширмой напротив меня лежал беспокойный больной. Он противным металлическим голосом ссорился с врачами, они не так его лечили, не те лекарства давали, как в прошлый раз.
Я всё лежала, слушала шаги в коридоре, разговоры, дремала, и мне всё капали и капали через катетер нитроглицерин.
Ощущение аквариума не прошло и днем, только сейчас это был пустой аквариум, наполненный прозрачным светлым туманом. Я поворачивала голову к окну, смотрела на свет. По диагонали от меня лежал второй мужчина, четвертый больной в нашей палате.
На вопросы медсестер он отвечал низким голосом с акцентом. Я бы назвала этот акцент северокавказским. В проеме между ширмами мне была видна его грудь в черной шерсти.
Я переглядывалась с соседкой, но в разговор мы не вступали. Далеко было, метра четыре, пять, не меньше.
Во второй половине дня меня отключили от аппарата. Но катетер оставили.
И через него вливали какое-то лекарство.
Мне стало похуже, зазнобило, я впала в дрему.
Наступил вечер.
Поздно вечером, а может быть, это была уже ночь, привезли больную.
Зажгли в коридоре яркий свет, набежала куча врачей, все суетились, расспрашивали ее о чем-то, смотрели, слушали.
Происходило всё в аквариуме напротив нашего. Через двойные прозрачные стены были видны люди, их движения, но звуки речи не доносились.
Свет слепил глаза, лечь на правый бок я не могла и вынужденно наблюдала за суматохой.
На женщину надели кислородную маску, прикрепили к аппаратам, потом медсестра еще несколько раз заходила к ней, проверяла.
Тяжелая, думала я.
Наконец, угомонились, можно было и поспать. Не тут-то было.
Сосед со скрипучим голосом начал дебоширить. Кричал, что его неправильно лечат, хотят тут прикончить. Неожиданно раздались душераздирающие писклявые звуки и я поняла, что он начал отдирать от себя присоски. Всё происходило в трех метрах от меня, но за ширмой, на этот раз я ничего не видела, а только слышала.
Только-только закончилась за двумя стеклами пантомима, как началось радио представление, действие скрытое белым полотном.
Голос у больного