– Нет, Мисс. Я думаю, ваша тётя не любит мороженое. По крайней мере, видеть его у неё на столе мне никогда не приходилось.
На лице Поллианны отразилось разочарование.
– Да? Ах, как жаль! Не представляю, как это она может не любить мороженое! Ну да ладно, из-за этого я ведь могу ещё сильнее радоваться, потому что если не есть слишком много мороженого, то живот не будет болеть так, как у Миссис Уайт – вы знаете, мы ведь с ней очень часто ели мороженое. Ну, тогда, может быть, у тёти Полли есть ковры?
– Да, ковры у неё есть.
– И в каждой комнате?
– Ну, почти, – ответила Нэнси, и лицо её вдруг омрачилось: она вспомнила полупустую комнатушку на чердаке, где никакого ковра и в помине не было.
– Ах, как я рада! – восторженно воскликнула Поллианна. – Обожаю ковры. У нас ведь дома их вообще не было, были только два маленьких-премаленьких коврика из церковных пожертвований, и на одном из них были такие ужасные чернильные пятна… А ещё у Миссис Уайт были картины, такие необыкновенно прекрасные, и я видела на них и розы, и хорошеньких маленьких девочек, стоящих на коленках, и котиков, и барашков, и льва. Нет, не вместе, конечно, я имею в виду, барашков и льва. Разумеется, в Библии написано, что они будут возлежать вместе, но пока ведь ещё рано! Так что те, которые у Миссис Уайт, возлежали по отдельности… А вы разве не любите картины?
– Я… Я не знаю, – сдавленным голосом ответила Нэнси.
– Я обожаю. А у нас дома и картин тоже не было. Вы же знаете, они среди церковных пожертвований нечасто попадаются. Хотя как-то раз нам попались – две сразу! Но одна из них была так хороша, что папа её продал за деньги, чтобы купить мне башмаки; а другая была так плоха, что сразу рассыпалась, как только мы её повесили. Стекло – ну, вы знаете – разбилось. Я так плакала… Но теперь я рада, что у нас дома не было красивых вещей – ведь из-за этого мне теперь ещё больше понравится у тёти Полли – потому что я к ним не привыкла, понимаете? Это совсем как с лентами: сначала в пожертвованиях попадаются лишь старые, тёмные да выцветшие, а потом вдруг раз – и приходят новые, яркие и красивые, и ты вплетаешь их в косы и радуешься и не можешь нарадоваться! Ах, боже мой! До чего же красивый, до чего же замечательный дом! – с восторгом воскликнула она, когда коляска повернула в широкую подъездную аллею.
А когда Тимоти взялся за чемодан, Нэнси улучила момент, чтобы чуть слышно прошептать ему на ухо:
– Отныне, Тимоти Дорджен, я и слышать не желаю о том, чтобы отсюда увольняться! Ни за какие коврижки!
– Да речи быть не может! – широко улыбнулся юноша. – Меня теперь вообще отсюда не выкуришь. Теперь, с этим ребёнком, здесь будет веселее, чем в цирке!
– Веселее, чем в цирке! – возмущённо повторила Нэнси. – А я боюсь, что с нашей госпожой эта бедная малышка вообще позабудет, что такое веселье. Тимоти, ей нужен будет спасательный круг. И этим спасательным кругом буду я – да, да, да! – торжественно пообещала она, а затем, повернувшись, взяла Поллианну за руку и по широким ступеням повела её в дом.
Глава