– Ты внезапен, – констатировал Евгений, собрав пальцы в замок. – Я думал, что не увижу тебя ещё год.
– Работа – не смысл моей жизни. Я подумал, что могу навестить тебя. Надеюсь, ты рад, – пробасил Максим. Черноволосый мужчина растерянно посмотрел на брата. Что и говорить, после столь длительной разлуки к виду и голосу даже родного человека приходилось привыкать заново.
– Разумеется, – Евгений кивнул. – Тебя здесь всегда рады видеть, ведь это и твой дом, однако, в следующий раз предупреждай. Я говорю так, потому что сегодня тебе, по-видимому, пришлось ждать моего возвращения, что не слишком вежливо.
– Мелочи, – отмахнулся Максим. – Не думай о вежливости. Тебя я готов ждать, сколько потребуется и… Ах, Арнет, вот и ты. Наконец-то! Я так проголодался. Ну, что тут у нас?
Через пару минут женщина в несколько заходов расставила на столе блюда, пожелала мужчинам приятного аппетита и удалилась. Максим жадно набросился на еду, и следующие полчаса ел с большим аппетитом, Евгений же приступил к ужину неохотно, не переставая думать о случившемся в особняке Хауссвольф.
Во время размышлений он ни разу не усомнился в том, что к финалу нынешнего вечера, так или иначе, вели все пути. По-другому, думал Евгений, быть не могло, и данная развязка стала лишь закономерным финалом неудачной связи, возникшей без предварительных намерений, без тщательного анализа. Раапхорст думал, что он человек разума, а не плоти, и теперь, увязнув в любви – амбивалентном, спорном и сложном чувстве, ощущал себя слабым и беспомощным. Мужчина спрашивал себя, любит ли он и отвечал утвердительно. Спрашивал, нужна ли ему эта любовь, и здесь возникали сложности. Разум, прибегая к многочисленным доводам, отвечал отрицательно, но какая-то сторона человеческой природы, сторона, желающая нежности, любви, потакания слабостям и смирения, глодала его и утверждала, что нужна. Воевать с ней, мужчина знал, бесполезно, и единственное, что можно было сделать – без конца рационализировать то, что не поддаётся рационализации, облекать чувственный хаос в строгие формы логики, пытаться объяснить необъяснимое, даже если это заденет эго. Такой подход помогал на некоторое время – буря успокаивалась, но если моральные противоречия можно было хоть как-то укротить, то внешние факторы были прочнее.
Во-первых, Евгений понимал, что создаёт трудности для Елены. Это волновало его и волновало настолько, что мужчина даже думал порвать с девушкой, о чём пытался намекать сегодня вечером, впрочем, едва ли веря в то, что сможет это сделать. Нет, если мысль о расставании и посещала Раапхорста, то она не занимала его всего, а находила отклик лишь у чувства порядочности, лишь у идеальных представлений об устройстве человеческих взаимоотношений. Но, так или иначе, желание ошибки, желание продлить обжигающую связь было сильнее, поэтому Евгений не особо настаивал, хотя порой серьёзно задумывался об уходе.
Во-вторых, он ощущал ненависть её отца, неприязнь общества и невольно проклинал своё происхождение. Но