Ощутив на себе подавляющую силу, девушка склонилась перед великаном, затмевающим своим сиянием свет костров. С одной стороны, потому что этого требовала её человеческая природа, трепещущая перед столь могучим существом, с другой – чтобы не смотреть ему в лицо.
– Встань, дитя, – пронзающий до мурашек голос Талльма наполнил всё пространство.
Повинуясь, Азалия выпрямилась и невольно бросила взгляд на бога. Идеальное, словно высеченное из мрамора лицо, охваченное ослепительным светом, было обычным для существ его рода. Однако оттенок света у всех был разным, этот бог издавал сияние темно-красного цвета с чернотой внутри вокруг ярких языков пламени во внешнем круге. Сложное для зрительного восприятия зрелище отлично воспринималось в духовном мире, где совсем не обязательно щуриться, чтобы видеть мелкие детали и не нужно говорить, чтобы быть понятым.
Парализующий страх перед превосходящей во всех смыслах сущностью сковал женщину не позволяя пошевелиться.
– С ними всё в порядке, можешь убедиться, – продолжало говорить божество, сотрясая помещение каждым словом. – А как там Горий? Я надеюсь всё идёт хорошо?
– Да, хозяин. Мы уже на середине его списка, – рапортуя, Азалия опустила голову словно выражая повиновение.
Рука Талльма обжигающе взялась за её подбородок двумя огромными пальцами и нежно приподняла голову обратно. Жуткие глаза бога, в сравнении с которым девушка была ростом с хилого подростка, впились в её душу.
– Ты довольно часто стала прибегать к моим силам. Надеюсь, ты меня не подведёшь, – сказав это он исчез, как и всё вокруг.
Вдруг Азалия оказалась перед небольшим домиком в лесу, возле которого в траве играли две девочки десяти лет. Пустив слезу, девушка не стала отвлекать сестёр от игры в кукол и обогнула здание, где на скамейке сидели родители.
Престарелая пара обнявшись, и, укрывшись пледом, наблюдала за природой, совершенно не удивляясь появлению дочери.
– Здравствуйте, ну, как вы тут? – стараясь скрыть слёзы, спросила брюнетка.
– Вышли с матушкой подышать свежим воздухом, – отвечал старик, – Проклятый озноб совсем одолел, никак согреться не можем.
Погладив стариков, Азалия вошла в дом, где девушка, немногим моложе её, тщетно пыталась разжечь печь. Заметив старшую сестру, она недовольно сказала:
– Это какой-то ужас! Совсем не горит, а в доме холодно как в погребе.
Необоримый холод, что одолевал жителей хижины, был тем самым способом, через который Талльм вытягивал из них энергию, что тратил на поддержание этого карманного измерения и собственную подпитку. Немногочисленная семья, будучи в нематериальном пространстве не подвластном времени не осознавала, что сидение на лавке и попытки растопить очаг длились уже много лет. Для них это словно непрекращающийся сон, в ходе которого можно прожить целую жизнь, а можно есть суп и никак не доесть