Нефрита вмиг пересекла разделявшее их расстояние и схватила его за плечи. Ее когти пронзили шелковистую ткань и вонзились в его кожу, а ее лицо исказили обида и ярость.
– Ты хочешь, чтобы я сделала тебе больно? Хочешь возненавидеть меня? Тебе станет от этого легче?
Лун не дрогнул.
– Что бы ты ни сделала, легче мне уже не станет.
Он сказал ей правду, чистую и искреннюю, и его слова ошеломили Нефриту. Она отпустила его, отошла и уставилась в пол, словно надеясь прочесть на нем все ответы. Помолчав минуту, она тихо произнесла:
– Я обещаю: не пройдет и месяца, как ты вернешься сюда и снова станешь первым консортом.
Стоило ей сказать это, как Луна охватило страшное предчувствие того, что этому не бывать. Даже если Нефрита говорила искренне, он знал: ее обещания не сбудутся. Он спросил:
– Когда Буря хочет вылететь?
Шипы Нефриты опустились. Она хмуро посмотрела на него.
– Завтра утром, если дождь прекратится.
– Хорошо, – ответил Лун, прошел мимо нее и покинул комнату.
Той ночью он спал в пустой опочивальне Утеса. Одеяла на кровати все еще чуточку пахли праотцом, отчего Лун вспомнил их первое совместное путешествие, как они летели через горы и равнины к старой колонии Тумана Индиго и как его будущее было полно надежд.
Когда Лун проснулся, он сначала подумал, что начался самый обычный день. Он и Нефрита подумывали взять Звона, Елею и других воинов в висячий лес и денек поразминать там крылья, пока садовые платформы просыхают, – если, конечно, не начнется сильный дождь. «Дождь», – подумал Лун и все вспомнил.
Он лежал не шевелясь и прислушивался, но не к едва слышным шорохам и голосам, которые доносились из недр древа, и не к журчанию ближайших фонтанов. Он пытался расслышать стук капель, бьющих по стволу или по веткам, но не мог. Если дождь и шел, то совсем слабый. Значит, сегодня они улетят.
«Хорошо», – сказал Лун сам себе, по опыту зная, что затягивать с уходом не стоит, а то будет лишь тяжелее.
Однако сначала ему нужно было кое-что сделать. Он заставил себя вылезти из кровати Утеса и спрыгнул на пол. Его голова болела, мышцы ныли. Он чувствовал себя таким уставшим, словно и не ложился спать. Прежде Лун видел, как поутру страдали земные обитатели, перебравшие перед этим выпивки или дури, но не думал, что от сильных переживаний может стать так же плохо.
Пошатываясь, он покинул опочивальню Утеса, прошел по коридору в гостиную и лишь там заметил, что он не один. У очага сидели Елея и Звон. Судя по одеялам, скомканным на полу, они спали здесь. Елея с рассеянным, несчастным видом, смотрела на горячие камни и тянула себя за локон волос. Звон, съеженный, сидел рядом с ней и сонно хлопал глазами; он, судя по виду, тоже почти не спал.
Когда Лун остановился в дверях, они подняли головы. Елея открыла было рот, но не успела она сказать и слова, как Звон вскочил на ноги и выпалил:
– Я не знал. Мы не знали.
Лун кивнул. Теперь это было уже неважно.
– Где