Роман Айрис. Майкл Арлен

скрывали свои намерения под личиной распутства и безумств данной минуты. Он постепенно делался лидером новой старой школы, враждебной расточителям и безразличной дуракам. Со своей, в конце концов, значительной высоты положения и средств он побуждал наиболее многообещающих из своих однолеток и из молодежи вести образ жизни, который он находил полезным, симпатичным и приятным, а именно: хорошо думать, и хорошо жить, сильно жить и сильно работать…

      Если хорошенько вдуматься, философия не особенно возвышенная и оригинальная, принимая во внимание, что Гарун-аль-Рашид жил и умер много лет назад. Но возвышенная ли, нет ли, это была философия с большой долей практического высокомерия, а просто удивительно, как на людей влияет все, что кажется практичным их высокомерию. Я думаю, что совсем не трудно вдохнуть в людей свое личное понимание жизни, когда обладаешь преимуществами Роджера Пуль, преимуществами не только средств и способностей, но и его вида и наружности, а в довершение всего обладаешь такой женой, – преимущество, которое стоит всех остальных.

      Само собой разумеется, я не сомневался, что она была счастлива в продолжение этого года. Она казалась вполне довольной, да и почему, спрашивается, могла она быть недовольна? Из всех людей, которые могли встретиться и встречались ей на пути, Роджер Пуль, несмотря на свою слабость к картам и напиткам, был, конечно, самым изысканным и подходящим, а главное-он был самым любезным, самым внимательным мужем, который, отбросив свойственную ему сардоническую сдержанность, даже на людях нежно ухаживал за женой. Я лично находил, что, благодаря сумасбродствам Пуля, год прошел очень весело. Айрис после своего замужества была занята своим домом и гораздо реже заходила ко мне. Я был сбит с толку как парившим вокруг нее весельем, суетой, так и ее лицемерной скрытностью. Из нее выработалась прекрасная хозяйка (мне, как старому другу, не позволялось пропускать ни одного вечера: кто же тогда, говорила она, вдохнет в меня необходимую мне самоуверенность?). Она вызывала веселье. Какой плоской кажется эта фраза, когда я подразумеваю тот подъем, который я ощущал при виде этой фигуры, появляющейся то там, то тут в ярко или слабо освещенных белых комнатах знакомого дома! А ее волосы, эти непослушные, золотые волосы! Они были так пронизаны богатыми оттенками янтаря, что всегда казались самым ценным украшением комнаты; в них таилось какое-то удивительное и чудодейственное свойство излучаться, тешить все взгляды, даже самые привычные, когда она быстро скользила по многолюдной комнате.