Один из священников вышел из алтаря и направился в притвор. Здесь, перед столом со свечками за упокой, стояла небольшая ширма и, видимо, здесь причащали и исповедовали.
Толпа из среднего зала потянулась за святым отцом, как ниточкой привязанная. Сразу стало шумно, стали толкаться. Все на исповедь и причастие! Всем строем! Видимо, надо было торопиться, а то тело и кровь Христа остались в небольшом количестве и новые на склад, пока не завезли.
– Ой, – Анне стало стыдно за такие мысли, и она смущенно посмотрела на Машу, – знаешь, о чем я подумала сейчас?
Та отмахнулась:
– Иди, в очередь.
Анна вздохнула, толкаться не стала, встала где-то, не понятно где, где было место, и приготовилась терпеливо ждать.
Ладан так витал в воздухе, и аромат погасших свечек приятно наполнял пространство. Иисус наверху сидел с распростертыми объятиями, и со стороны казалось, что вся толпа пришла именно к нему.
– Мне так стыдно, – прошептала Анна, глядя на него.
Пока медленно тянулась очередь, она все пыталась сформулировать, зачем пришла, но мыслей было так много.
– Я в церковь никогда не ходила, и не исповедовалась, и не причащалась, а набрала на себя, наверное, столько, что меня в чане со святой водой не отмоешь…
Иисус наверху смотрел весьма понимающе.
– Вот я даже к иконам боюсь подойти, – думала Анна, – вот с тобой на стенке мне проще поговорить, чем у иконы. Там строгие все…
Она заглянула в зал. Но почему-то сейчас лики икон не показалась такими уж осуждающими. Вроде, стали посветлей.
– Не зря говорят, не делай того, чего сама себе не хочешь, а я делала. И обманывала, и сквернословила, и прелюбодействовала и даже… убила.
Анна замолчала в своих мыслях, снова взглянула на Иисуса.
– Но ты ведь знаешь…
И вдруг заплакала. Вдруг не осталось больше сил. Будто краник открыли и все они, что были на обман и браваду, все, что позволяли молчать, и ни с кем не делиться, все вдруг вылились одним потоком, а в пустом сосуде души остались только самые сильные демоны – боль, стыд и отчаяние.
Глаза Анна застелила дымка, слезы потекли так, что и утирать смысла не было. Ручьем.
– Как я батюшке подойду? – навзрыд зашептала она.
А Маша уже потянула её за руку и поставила прямо перед священником.
Тот глянул на молодую женщину.
– Грешна?
– Еще как, – выдала Анна. – То есть, да.
– Чем грешна?
– Ребенка убила, – совсем тихо прошептала Анна, – не рожденного.
Бородатый батюшка чуть задержался со словами, посмотрел внимательно.
– Раскаиваешься, – произнес он.
Не спросил, утвердил.
Анна не смогла ответить, головой закивала, слезы так не проходили. Священник наложил на неё крестное знамение, потом поднес к губам ложечку с вином и хлеб, и отпустил.
Девушку мгновенно снесла напирающая за ней толпа, и Маша за руку повела её из исповедальной очереди.
– Меня