Поэтому мой ответ – зима. Я люблю зиму. У меня ледяные руки, и только зимой никто этому не придаёт значения. Всем кажется, это из-за низкой температуры на улице. Но низкая температура у меня за толстым слоем кожи. И в суровую сибирскую зиму, где от рук – сморщенная кожа да сизые оттенки вдоль запястья, ладоней, и в самый знойный июль, где от тела – тряпка для выжимания пота.
Когда мне страшно, кончики моих пальцев коченеют. Когда я чувствую себя в безопасности, кожа поверх артерий – смертельно белая. Ты привыкаешь к этой жизни только зимой, когда всем всё равно на твоё самочувствие. Когда ты похож на всех в их ледяном горе.
Потом, на следующем сеансе, Павел Юрьевич спросил меня, каким было моё самое ужасное воспоминание. Это был второй раз, когда я ему ответила. Я ответила, потому что думала о своём детстве постоянно. Потому что ужас тревоги невыносим.
Мне пять лет. На месте глаз моих – нежно-фиолетовые синяки. Это третья ночь подряд, когда я не могу уснуть. Родители скрипят кроватью в соседней комнате, глухо кричат и тоже не спят. Мне кажется, что они друг друга ненавидят чуть больше, чем меня, что они дерутся.
Когда они замолчат, я прекращу шевелиться. Свеча у изголовья кровати торопливо догорает, и я смотрю на неё, а на моём лице выступают едва заметные слёзы. Я не издаю звуков. Я молчу, слабо дрожу и считаю мгновения.
Свеча гаснет, и я впадаю в истерику, которую не могу выдать и которая вынуждена растягиваться на долгие часы вперёд, нарастать со скоростью полумёртвой черепахи. Я чувствую, как моё тело пронизывает холод, как моё сердце реже стучит, как поток соплей из моего носа душит меня.
В дверном проёме стоит призрачный силуэт. Он горбится, потому что из-за высокого роста ударяется головой о потолок. Он скалится вонючими, острыми как шипы зубами, думая, что по-человечески улыбается. Он часто дышит, вздымая своей чёрной как смоль грудью. С уголков его рта вытекают литры слюней. У него нет глаз, но я точно знаю, что он ехидно прожигает меня своим лютым взглядом.
Он извивается по полу, словно змея, а потом постепенно оборачивается вокруг моих ног, живота, шеи. Он дышит мне в лицо ядовитым паром. Он проникает своим тонким и длинным языком мне в ухо, и я начинаю жмуриться. Внутри очень мокро, тесно, больно. Слёзы усерднее покидают мои глаза. Он облизывает мой мозг, а потом прикладывается к нему всем своим тяжёлым весом и телепатически шепчет. Отбирает мои мысли, навязывает свои.
Если ты закричишь, то сделаешь всё только хуже. Я поглощу тебя.
Твоя семья возненавидит тебя, если ты её разбудишь. Они скажут, что ты жалкая, что ты трусливая. Разве ты так хочешь в подвал?
Если