Все бы ничего, но из-за этой пробки он теперь точно опоздает на встречу с потенциальным клиентом, вернее клиенткой. Переговоры о возможном инвестировании в творческий проект молодой художницы были назначены на одиннадцать, а минутная стрелка любимых швейцарских часов ручной сборки упорно приближалась к цифре «шесть». Уже полчаса опоздания… Роман терпеть не мог опаздывать, считал подобные вещи совершенно недопустимыми для человека его статуса. Но сегодня все как-то шло не по плану, точно судьба специально решила с самого утра вставлять ему палки в колеса. Вот колеса его автомобиля и замерли…
Единственное, что примиряло Романа с вынужденным ожиданием, – звучащие на волне случайно пойманной радиостанции старые добрые «Скорпионс» с их знаменитым «Ветром перемен». Роман сделал звук чуть погромче, ему всегда нравилась эта песня, еще со времен юности, когда он впервые услышал ее на студенческой вечеринке. Ветер перемен…
Тогда, в конце восьмидесятых, Роман, как и все вокруг, с нетерпением ждал перемен и наивно верил, что перемены могут быть только к лучшему. Сейчас-то, спустя почти четверть века, он прекрасно понимал, что самые хорошие новости – это полное отсутствие каких-либо новостей. На сегодняшний день слово «перемены» для Романа обрело исключительно негативный оттенок, поскольку означало лишь что-то плохое – проблемы в бизнесе, затяжные кризисы, всяческие политические катаклизмы и прочие неприятности, которые на каждом шагу подстерегают делового человека. Не зря ведь китайцы желают жить в эпоху перемен только своим врагам. Так что пусть уж лучше этот «ветер перемен» дует куда-нибудь в другую сторону…
Песня «скорпов» закончилась, и из колонок полилась какая-то примитивная до зубовного скрежета современная попса. Роман нервно выключил радио, позвонил в офис и предупредил заместителя, что задерживается. Но все равно, поднимаясь без четверти двенадцать на прозрачном скоростном лифте в офис своей компании, занимавший два верхних этажа делового центра, Роман ощущал себя некомфортно и чувствовал, как внутри начинает закипать раздражение. И оттого еле сдержался, чтобы не прикрикнуть на секретаршу, сообщившую, что все уже собрались и дожидаются в переговорном зале. Можно подумать, он этого сам не знает! Надо было бы, наверное, сказать по телефону, чтобы начинали без него. Но Роман принадлежал к тому типу руководителей, которые стремятся все контролировать лично. И дело тут не в амбициях, а в опыте. А опыт говорил, что лишь когда ты сам следишь за процессом, можно более или менее прогнозировать результат. Да и то не всегда, а только если не произойдет каких-то неожиданностей. Навеянных все тем же пресловутым «ветром перемен».
Художница, которую рекомендовали их компании как «молодую и перспективную», оказалась не так чтобы очень юной, лет, пожалуй, около тридцати или чуть больше. И на удивление приятной женщиной, не красавицей, но миловидной, с мягкой застенчивой улыбкой и такими же мягкими даже на вид, струящимися темно-русыми волосами. Роману она понравилась в том числе и тем, что выглядела скромно и аккуратно. Он представлял себе потенциальную клиентку этакой нервной, экзальтированной особой с прокуренным голосом, растрепанной шевелюрой и непременно в каких-нибудь ярких, вызывающе-эпатажных одеяниях, там и сям перепачканных краской всевозможных цветов и оттенков. Так он представлял себе художников. Но молодая женщина в строгом, недорогом, но со вкусом выбранном деловом костюме в два счета сломала его стереотипы, и Роман в глубине души был ей за это признателен.
Едва только переговоры начались, он интуитивно почувствовал, что проект, под который просит денег эта симпатичная женщина, не имеет никаких перспектив. Художница собиралась открыть картинную галерею, в которой планировала выставлять как работы других живописцев, так и свои собственные, увеличенные фото которых она демонстрировала с помощью проектора, подключенного к ноутбуку. В основном это были городские пейзажи, выдержанные в приятной, неброской цветовой гамме и выглядевшие слегка размытыми, будто смотришь через залитое дождем стекло. Москва, Питер, Екатеринбург, Самара, Прага, Париж…
Все узнаваемое, но это не намозолившие глаза достопримечательности для туристов, а тихие, укромные уголки города, которые открываются только внимательному взгляду понимающего человека. Роману такие картины нравились куда больше, чем так называемое современное искусство с его отвратительно-натуралистичными темами или непонятными хаотичными мазками и пятнами, в которых он, как ни силился, но так и не мог разглядеть ни красоты, ни смысла. Интересно, а будь он сам художником, что бы он рисовал? Похожие городские пейзажи? Наверное, нет. Скорее всего, рисовал бы ностальгические сценки из своего детства, воспроизвел бы в деталях то время, которое уже никогда не вернется, но за которое люди его поколения всеми