Чайка. Антон Чехов

Сядьте возле меня. Лет десять – пятнадцать назад здесь, на озере, музыка и пение слышались непрерывно почти каждую ночь. Тут на берегу шесть помещичьих усадеб. Помню, смех, шум, стрельба, и всё романы, романы… Jeune premier’ом[3] и кумиром всех этих шести усадеб был тогда вот, рекомендую (кивает на Дорна), доктор Евгений Сергеич. И теперь он очарователен, но тогда был неотразим. Однако меня начинает мучить совесть. За что я обидела моего бедного мальчика? Я непокойна. (Громко.) Костя! Сын! Костя!

      Маша. Я пойду поищу его.

      Аркадина. Пожалуйста, милая.

      Маша (идет влево). Ау! Константин Гаврилович!.. Ау! (Уходит.)

      Нина (выходя из-за эстрады). Очевидно, продолжения не будет, мне можно выйти. Здравствуйте! (Целуется с Аркадиной и Полиной Андреевной.)

      Сорин. Браво! браво!

      Аркадина. Браво! браво! Мы любовались. С такою наружностью, с таким чудным голосом нельзя, грешно сидеть в деревне. У вас должен быть талант. Слышите? Вы обязаны поступить на сцену!

      Нина. О, это моя мечта! (Вздохнув.) Но она никогда не осуществится.

      Аркадина. Кто знает? Вот позвольте вам представить: Тригорин, Борис Алексеевич.

      Нина. Ах, я так рада… (Сконфузившись.) Я всегда вас читаю…

      Аркадина (усаживая ее возле). Не конфузьтесь, милая. Он знаменитость, но у него простая душа. Видите, он сам сконфузился.

      Дорн. Полагаю, теперь можно поднять занавес, а то жутко.

      Шамраев (громко). Яков, подними-ка, братец, занавес!

      Занавес поднимается.

      Нина (Тригорину). Не правда ли, странная пьеса?

      Тригорин. Я ничего не понял. Впрочем, смотрел я с удовольствием. Вы так искренно играли. И декорация была прекрасная.

      Пауза.

      Должно быть, в этом озере много рыбы.

      Нина. Да.

      Тригорин. Я люблю удить рыбу. Для меня нет больше наслаждения, как сидеть под вечер на берегу и смотреть на поплавок.

      Нина. Но, я думаю, кто испытал наслаждение творчества, для того уже все другие наслаждения не существуют.

      Аркадина (смеясь). Не говорите так. Когда ему говорят хорошие слова, то он проваливается.

      Шамраев. Помню, в Москве в оперном театре однажды знаменитый Сильва взял нижнее до. А в это время, как нарочно, сидел на галерее бас из наших синодальных певчих, и вдруг, можете себе представить наше крайнее изумление, мы слышим с галереи: «Браво, Сильва!» – целою октавой ниже… Вот этак (низким баском): «Браво, Сильва…» Театр так и замер.