Человеческие эмоции никогда не проносились мимо посуды. А вот неотёсанные грубияны, столы и стулья, порой не понимали тонкую человеческую натуру, а может, просто не хотели?.. Большие толстые кружки для чая или изящные фарфоровые кофейные чашечки, попадая в руки к людям, словно оживали, будто им передавались человеческие чувства и переживания. Если в кафе была деловая встреча, то посуда вела себя максимально серьёзно и собранно. Если обедала семейная пара, то приветствовалась и всеми силами поддерживалась расслабленная домашняя обстановка. Ну а если в кафе забегали влюблённые, то чашки, ложки, тарелки и даже мебель (до последних обычно было вообще не достучаться, но, как говорится, раз в год и палка стреляет) – всё начинало вторить нарождающемуся романтическому чувству.
За одним из столов, что стоял у окна, сидели двое – мужчина и женщина. Приятной наружности. Правда, внешность женщины была более универсальна, то есть показалась бы привлекательной большему количеству людей. На столе присутствовал привычный набор посуды: два блюдца, две чайные ложки и две чашки.
Белая кофейная чашечка медленно остывала, в ней ещё оставалось немного напитка. Этот кофе обладал особым вкусом, с кислинкой, отчего чашечке было не по себе. Она чувствовала, как её полупрозрачное фарфоровое нутро съёжилось и стало не гладким, а противно шершавым. Ох, будь её воля, она ни в жизнь не согласилась бы на такой кофе. Ей больше нравились мягкие сорта этого напитка, отдающие ванилью или сливками. Но кто будет спрашивать, чего хочется простой фарфоровой чашке? Благо сегодня она была не одна. С ней была старая знакомая, много повидавшая большая чайная кружка мягкого фиолетового цвета. Толстые стенки кружки не пропускали тепло, отчего напиток в ней остывал мучительно медленно. Правда, за свою жизнь она успела привыкнуть к горячему, и тепло чая доставляло ей удовольствие. Сегодня она исполняла свой фирменный номер, слегка подслащивая чай. Никто доподлинно не знал, как именно умудрённой опытом особе это удаётся, но гости, раз побывавшие в этом кафе и испившие чай из фиолетовой кружки, в следующий раз заказывали только её. Чашка и кружка – старые знакомые – перекидывались между собой обрывочными фразами. Как? Когда их ставили на стол, они еле слышно вибрировали и таким образом обменивались мыслями.
Разговоры гостей кафе тянулись бесконечно долго. Мужчина всё время что‐то рассказывал и делал это столь красочно, что даже старушка-кружка невольно увлеклась его повествованием. Девушка улыбалась и кивала в ответ, лишь изредка делая глотки и приближая миг избавления чашки от столь ненавистного ей кислого кофе. Ох, как бы бедная посудинка желала, чтобы этот сударь успокоился и замолчал. Она так часто вибрировала об этом фиолетовой кружке, умоляя