Нас было шестеро: прапор Петруха, два сержанта и трое рядовых. Петруха – за старшего, но фактически все плясали под дудку рядового Гоши Дрягина. Нам всем не давало покоя «шило» в Гошиной заднице, но больше всего страдал он сам.
Третий час подходил к концу, а полкашей всё не было. Засадники валялись в придорожном бурьяне, спрятав головы под вещмешками. Я сидел, думая, что так меньшая площадь моего «х/б» будет нагреваться солнцем. На краю степи, у горизонта, в другой стороне от ожидаемого появления наряда я заметил какое-то движение. Над степью стояло марево, и поначалу было непонятно, что там: фата-моргана или реальный объект. Через какое-то время стало ясно, что это одинокий путник, который трансформировался в одинокого всадника на приземистой лошадке, а затем выяснилось, что он вовсе не одинок: перед ним трусила, бесформенной кошмой, отара овец.
Я тронул за плечо Гошу и указал на процессию, двигавшуюся по касательной относительно нас.
– Товарищ прапорщик, можно пострелять? – живо пристал Дрягин к Петрухе.
– Отвали, – буркнул прапор из-под мешка.
– Конечно, не здесь, – гнул своё Гоша. – Сейчас отвалим подальше в степь, там и постреляем. Мешать не будем.
– Придурок, ты же в части норовил чужой автомат схватить, чтобы потом свой не чистить, а теперь стрелять собрался. Радовался бы, что вертолётчики нас не на ту дорогу выбросили.
– Спасибо, что про автомат напомнили, товарищ прапорщик, – озабоченный Гоша вытащил из-под руки рядового Киселя АкаэМ. – Спи, спи, Колёк, – успокоил он салабона, пристраивая ему под мышку своего «калаша».
Никто ничего не замечал, все продолжали лежать и неугомонный Игорь, поманив меня, пополз наперерез отаре. Расположившись на пути следования овец, мы дождались их приближения и резко вскочили. Овцы брызнули в стороны, а лошадь с пастухом, всхрапнув, остановилась. Гоша демонстративно передёрнул затвор и долбанул очередью в сторону всадника. Глаза у пастуха-казаха приобрели европейскую круглоту и он, лихорадочно понукая мохнорылую «савраску», умчался обратно в степной горизонт. Примерно в том же направлении разбежались и овцы.
– Ты что, Гоша – перегрелся? Я думал, мы его в плен возьмём, а ты его сразу расстреливать взялся.
– Шура, мы же диверсанты: террор и никаких обозов с пленными. Видал, как его с холостых-то патронов пробрало: с такими темпами он к вечеру до Владивостока долетит! – Гоша ласково похлопал киселёвский автомат. – Люблю в войнушку поиграть!
– Дурень ты, Игорь. Мужику, наверное, небо с овчинку показалось. Из бурьяна уже торчали головы наших ребят, а к нам поспешал прапорщик Петров.
– Идиоты! В дисбат захотели? – тщедушный и мелкий прапорщик был похож на задиристого воробья. – А если бы его хватил инфаркт? Или он теперь овец растеряет? Остолопы!
– Ха! Скажете тоже, товарищ прапорщик, – инфаркт. С такой-то рожей? – возмутился